Falling in the black
Slipping through the cracks
Falling to the depths can I ever go back
Dreaming of the way it used to be
Can you hear me?

- Клаус... - тысяча голосов в одном, один голос, отдающийся эхом тысяч, он распространяется всюду, поглощает все пространство, отдается от стен и возвращается назад, к нему, бьет прямо в разум, вонзает нож прямо в сердце. Клаус не истекает кровью, несмотря на эту рану, Клаус не чувствует боли. Нет ни одного физического увечья, кроме тех, которые он когда-то (недавно) пытался причинять себе сам - не потому, что ему это так нравится, чтобы понять: где он, кто он, реально ли это все. Забавнее всего, что это бесполезно - он так и не понял, стоила ли того боль, ассоциируется ли боль с реальностью.
Вместо крови - холод. Чьи-то холодные руки, которые касаются его, обхватывают, пытаются оторвать от него кусок. Этот холод везде - внутри, снаружи. Этот холод - липкий и противный страх, от которого он постепенно цепенеет. С каждой секундой, с каждым мигом он понимает, что становится точно таким же. Чем больше их - тем меньше он чувствует себя живым, тем меньше он понимает, что такое - жизнь. Чем больше их - тем страшнее.
Этих голосов слишком много, но почему-то чем их больше, чем отчетливее он слышит каждый из них. И почему-то ему казалось, что он среди них услышит и собственный голос. Когда это случится - то ничего уже не будет. Весь мир сузится до его собственного голоса из могилы, зовущего его туда же.
- Уходите,  - тихо шепчет, практически хнычет, молит, произносит это слово просто потому, что лишь оно осталось. Он срывался на крик тысячи раз, он срывал голос, он бился, рвался, пытался освободиться, но лишь больше увязал. У него оставалось лишь одно: понимание. Они никогда от него не отстанут. Они будут рядом с ним, до той поры пока он и сам не станет таким же. Ублюдки, будете ли вы довольны? Клаус больше не боролся, в этом не было ни малейшего смысла. Клаус не сдавался, в этом тоже не было смысла. Но он существовал, он существовал назло всем: назло Реджинальду, назло им.
- Мы можем помочь тебе, - он горько смеется. Настолько горько, что в груди становится тесно, а в районе сердца, кажется, действительно, что-то колет. Они выучили новые слова, неужели. Теперь кроме его имени и "Иди к нам", у них ещё и это. Его смех заканчивается быстро и незаметно, будто бы и не было - упавшей с неба звездочкой. Какой-то очень плохой звездочкой. Помочь. Конечно. «Уходите» - ещё один раз, как в первый, как в последний. Ещё один раз абсолютное игнорирование, но он не прекратит. Никогда. Они тоже не прекратят. Они повторяют новую выученную фраза из раза в раз, как заведенная игрушка.
И эта фраза даже хуже предыдущих. Гораздо хуже, потому что он не только пугала. Она давала надежду, которая заведомо неосуществима. Какой дешевый трюк.
- Ничего вы не можете, - резким контрастным душем в голосе смешались как и злость, так и беспомощность. Он злился на себя за то, что он и сам не мог до конца в это поверить. Он злился на них, потому что они говорили это, говорили и снова говорили. И он был беспомощен перед этим. Он действительно ничего не мог сделать. И как дурак пошел на поводу, совершая самую страшную свою ошибку: ответил им.
- Ты раз и навсегда покончишь с этим, избавишься от всех своих проблем, - день новых открытий, право, но в этот раз Клауса уже не тянуло смеяться. Он притих. Может быть, они правы? Может быть, у них действительно есть... это? А у него есть возможность, шанс? Клаус шумно вздохнул. Ему ведь нечего терять. А если он даже попытается что-то узнать у отца, то...  Как иронично, что его самый величайший страх хочет помочь ему больше, чем отец.
И от этого хотелось смеяться даже больше, чем от всего, что с ним происходило, вместе взятым.
- Ладно. Что от меня нужно?

Ему тринадцать, и по большей части Клаус считает себя уже достаточно взрослым. Но при этом он все равно позволял маме целовать себя на ночь и желать спокойных слов. Иногда ему казалось даже, что в голосе Грейс даже больше участия, чем должно быть.  В эти моменты он, правда, старался себя удерживать от таких мыслей, чтобы не... И все равно было приятно. Сегодня он позволил себе даже  обнять маму. Как она отреагирует на то, что он станет нормальным? Хотелось думать, что хоть она будет счастлива. В том, что папа будет в гневе сомневаться не приходилось, но ему-то было всё равно.
В лучших традициях шпионских фильмов, он сделал из простыней канат, закрепил и перебросил через окно. Спускаться было почти не страшно. Страшно было следовать за голосами, которые обычно вели к беде, а в этот раз должны были вести к спасению. У него не было никакой гарантии, у него не было ничего, лишь сгущаюшийся мрак улиц, а потом и вовсе не улиц.
Чем дальше в лес...
- Ладно, Клаус, это всего лишь деревья. Много деревьев. - нервно вздохнув, пробормотал Клаус, делая первый шаг в ещё большую, чем обычно, тьму.
[icon]https://69.media.tumblr.com/ce5945bcfb9ae839adca8fcd3d878901/tumblr_pnhl4bz8kT1y7ovxuo7_400.gif[/icon][sign][/sign]

Отредактировано Klaus Hargreeves (2019-04-26 12:13:34)

Клаус не чувствовал ног. Не чувствовал, как передвигается. Весь мир будто бы оцепенел, отошел куда-то далеко назад: цвета поблекли, звуки угасли, температура понизилась. Жизни - по крайней мере того, что называют таковым. Четвертый как никогда видел то, как тонка эта грань - между миром живых и миром мертвых. Или же... Этой грани и вовсе нет? Это было бы очень забавной шуткой. То, чего он так боится, то, чего боятся многие - уйти в мир иной (кроме тех тронутых, которых называют самоубийцами и  в приличном обществе не упоминают), его просто не существует. А этот занавес - просто обманка.
Будет забавно, если это окажется правдой. И он единственный, кто знает эту правду. Из всех людей, среди которых наверняка нашлась бы достаточно желающих, именно он.
Такое чувство, будто бы все это лишь сон, и скоро он проснется в своей кровати, достанет нычку из-под кровати и будет с облегчением тайком курить. Может быть, вместе с Эллисон, если судьба решит свести их на чердаке. Тогда они будут стоять напротив друг друга и старательно не смотреть. А Четвертый будет мысленно ухмыляться - он единственный знает, что не такая уж Третья и идеальная. На самом деле это было бы даже и неплохо, если бы все кончилось так.
Но просыпаться Клаус Харгривз не спешил.
В этой игре - в нелепых заигрываниях со смертью он давно поставил себе всего одно правило: не вестись на голоса, что бы они ни говорили. Впрочем, он ли это правило выдумал? Четвертый не помнил - это было слишком давно, настолько, что стало чем-то привычным и обыденным. Может, отец его к этому приучил - но даже если и так, то не имеет значения. Он нарушал это правило. Пусть голоса (если бы только, конечно, к ним вдобавок шли и силуэты ) сейчас тоже казались какими-то призрачными - о эта злая ирония. Клаус почти их и не слышал. Ложь, конечно же слышал, но иначе. Белым шумом, который не несет в себе фактически ничего, но вел его всё дальше  и дальше.
Но этот пусть он и сам будто бы чувствовал - где-то внутри себя и шел практически по наитию, которое просто оказалось похожим на то, что ему так "любезно" подсказывают.
И в какой-то миг ему даже перестало казаться, что все неправильно. Может быть, он просто зря себя убеждал, пытаясь тем самым каким-то чудным образом сделать свою жизнь поспокойнее, но только всё портил?  Может быть. Это если и дано узнать, то не здесь и не сейчас, и явно не при таких обстоятельствах. А потом уже и не слишком важно, потому что он, чёрт возьми, сможет. Он просто сделает это и сможет. Парк то густеет, то наоборот становится реже. Будь  Харгривзу хоть чуточку интереснее, он бы может  и порыл информации об этом месте - вдруг  тут когда-то были древние захоронения?
Но его не интересует. Всё его естество подчинялось только двум эмоциям: первобытному и всепоглощающему ужасу, заглушающему даже страх, заставляющему идти вперед словно сомнамбулу,  и надежде. Ему было проще довериться уже хоть кому-то, только бы прекратить весь этот ад, называемой его жизнью.
Призрак какой-то леди в ослепительно-белом он увидел стоящей на другой стороне водного канала, разделяющего парк, и будто бы услышал «Дойди до середины и прыгни, все закончится». И у Харгривза появились легкие сомнения в этом. Точнее в том, что хотьь куда-то можно было дойти.Он даже не был уверен в том, что этот ветхий, потерявший почти половину дощечек мост - настоящий.
- А вы уверены? - потому что Клаус был не слишком уверен, что это хорошая идея. Из всех братьев его физическая подготовка была самая не впечатляющая. Он и не стремился к тому, чтобы на самом деле быть самым сильным, ловким и проворным. Для всего этого были Диего и Лютер, которым, кажется, было только по кайфу выяснять, кто же из них там талантливее и круче. Клаусу хватало того, что он в случае чего умел убежать, возможно, что даже быстро. Все же тренировка отца, как бы от них не старайся отмахнуться, никогда не забудешь.
Вздохнув, он сделал первый шаг. Шаткая конструкция начала трястись и издавать не самые обнадеживающие звуки. Но он же не упадет, так? А если и упадет, то ничего такого, просто вода. Холодная осенняя вода и там же не должно быть слишком глубоко. Ему и так прыгать же, а он плавать умеет. Наверное, просто там особенное место какое-то. Четвертый успокаивал себя всеми силами, хотя и понимал, что не слишком-то и получается, и мостик, если это вообще было им, не помогал. Клаус старался не смотреть по сторонам, но...
- Диего?! - какого х... Клаус вцепился в дощечку, которая явно когда-то была перилом. Посмотрел вниз - на глядь воды, вверх - спокойное ночное небо, вправо - манящая другая сторона, влево - Диего. Повезло же ему. [