Джон всё прикидывал, как так вышло, что они выбрались на другой конец света. Не тайком выбрались, как они с Карой на Луну летали, а вполне... хм... официально. Сначала на машине, потом - самолёт, где кормили невкусным омлетом и показывали бесконечные фильмы на экранах. Потом - снова машина, а следом - паром... Может быть, своим ходом было удобнее. Конечно, удобнее и быстрее, но Джон уже был взрослым мальчиком и хорошо знал, что настолько палиться не стоит. Да и у таких длительных путешествий есть свои плюсы. Джону Кенту понравилось всё, и даже невкусный омлет. Настроение у него было хорошее, летнее.

Ещё лучше стало, когда оказалось, что он всё-таки может отправиться на какой-то дальний остров с Дианой. Названия острова Джон не запомнил, да и ни к чему это было. Потом ещё раз узнает и запишет, чтобы можно было фото с отпуска друзьям показывать, а так - не важно. Кого интересуют названия и скучные подробности, когда лето, море, солнце припекает, а ты сам карабкаешься по покрытой зеленью скале, петляя по узким тропинкам? То-то же. Джон себя к таким занудам не относил.

Он был настолько не зануда, что сыпал вопросами - бесконечными, один за другим, вопросами обо всём подряд. Любознательный был мальчик, в родителей, и хотелось ему объять необъятное. Желательно, весь мир сразу. Поэтому мысли порой скакали, как блохи, так что оставалось только рассчитывать на крепкие нервы его провожатой.

- И ни одного человека. Я думал, необитаемых мест уже не осталось на Земле, - прикинул Джонатан, перескакивая с камня на камень. Булыжник опасно зашатался, рискуя скатиться вместе с ребёнком вниз к морю, но Джон уже перепрыгнул на следующий, более устойчивый, потом соскочил на тропинку и пошёл вроде как мирно. Вроде как - всё равно оглядывался по сторонам. Если в ком-то умирали писатели, музыканты и прочие творческие личности, то в Джоне Кенте в Греции внезапно проснулся горный козёл. Иначе это объяснить просто не получалось.

- А, беру слова обратно. Кто-то тут да был, - Джон изучил надпись на камне, вырезанную, видимо, ножиком. Надпись повествовала на корявом английском о низких моральных принципах некой Элис и её большой популярности у мужчин. Джон, впрочем, не впечатлился, вечно на стенах пишут всякое. Он, будучи товарищем современным, даже внимания не обращал.