Нормальность переоценена. Но она даровала людям некую иллюзию спокойствия, того, что их жизнь течет спокойно и размеренно, и ничего не будет меняться на протяжении долгого времени. А, если им повезет, то и вовсе стабильность будет всегда. Все же изменения будут предсказанными, запланированными, а те же, что будут входить в число "случайностей" будет легко предугадать. Люди любили простоту, любили делить все на черное и белое, добро и зло. Поэтому люди не слишком любили Романову - сколько её не подгоняй под рамки, столько она из них выскользала.

Злая русская шпионка - работает на ЩИТ. Бесчувственная и беспринципная убийца - спасла в составе Мстителей Нью-Йорк. Поддержала Тони Страка и подписание Зоковийского договора - выстрелила в Т'Чаллу и позволила опасным преступникам Стивену Роджерсу и Джеймсу Барнсу сбежать. Очаровательная сволочь, если в двух словах. Играет на той стороне, на которой ей хочется, тогда, когда хочется и с кем хочется. Совсем не боится последствий - будто бы они никогда её не смогут настигнуть (даже если дышат в спину), будто бы скрыться на время, а потом появится спустя время, словно ничего не произошло - что-то само собой разумеющееся. И так и было на самом деле. Ей постоянно сходило с рук. Если бы нет - Черная Вдова обязательно сменила бы тактику на что-нибудь более действенное.

Её жизнь даже близко не была нормальной, и Наташе это нравилось. Ей нравилось это чувство тревоги и беспокойства, нравилось, что она могла ни к кому и ни к чему не привязываться, нравилось знать, что в один миг может возникнуть необходимость сорваться с места и отправится дальше, нравилось заметать следы, а потом неожиданно появиться. Оседлая и домашняя жизнь - не её вариант. Но дом у неё был. И ей всегда было приятно возвращаться, пусть и ненадолго.
Наташа привыкла к опасности, к тому, что она поджидает на каждом шагу и скрывается в каждой тени. Ей не привыкать к тому, что она проявляет себя в самые неожиданные моменты.

Но иногда никакая паранойя не спасает. Иногда все просто происходит само собой. В такие моменты даже начинаешь верить если и не в Бога, то в что-то высшее, которому иногда бывает скучно или у которого взыгрывает интерес, а каким образом что случится, если резко изменить состояние мира? Может, это действительно был демиург. Но на самом деле Черной Вдове не особо интересно положение дел небесной канцелярии. Ей уже даже неинтересно, почему все это происходит постоянно именно с ней и чем она заслужила такое пристальное внимание. Всё это ничем ей не помогало и вряд ли бы помогло.

Чёрную Вдову волновало то, каким образом она должна со всем справится, потому что это - единственно правильный вопрос, с которым к тому же можно работать. Уж что, а задавать правильные вопросы она научилась. Более того: Романова научилась получать на них ответы, правильные ответы - мастерство допросов она отшлифовала до блеска и прекрасного сияния. Но у неё под ногами всегда была опора, что-то, с чего она могла начинать. Какая-то мелочь.

Даже когда её бросали в места карьер. Даже когда выбивали из легких весь воздух, а сверху по голове прикладывали чем-нибудь тяжелым, лишая не только сознания, но и малейшего чувства ориентации. Всегда было что-то, с чего она могла начинать, заканчивать или продолжать. Не было абсолютной пустоты, потому что пустота противоестественна природе. Но ей не только не с чего начать, но и ничего не понять. И это отдается раздражением в висках и страхом в груди.
Наталья боялась потери контроля, боялась абсолютной неизвестности и собственной бесполезности - все это было слишком взаимосвязано между собой.
Пока её страхи не рассеиваются, превращаясь в другой страх, другой кошмар, другое чувство.

Локи.
Перед тем, как её лицо превращается в застывшую гримасу, не предвещающую ничего хорошего, она успевает усмехнуться - и это было только хуже.
Сейчас все было таким. Из плохого в худшее. Из худшего в... кто знает.

Дать руку?
О, это сукин сын получит.
Романова мертвой хваткой хладнокровно вцепляется в его горло. Ни один мускул на её лице не дрогнул, ни одной сторонней эмоции, кроме абсолютного холода. И взгляд под стать - отрешенный, но одновременно колкий, тот, которым она смотрела на своих жертв многие годы назад, когда была настоящей Черной Вдовой. Конечно же,  все это говорило лишь о том, что Наталья Романова была взбешена.

- Какого хрена, Лафейсон? - голос мог бы разойтись многими гранями - от неприятного, дрожащего, визгливого крика на самых высоких нотах, до злобного шепота, более похожего на кошачье шипение. На удивление же Вдова чеканит каждое слово ледяным трезвым голосом, будто бы ей и вовсе не принадлежащим.

Отредактировано Natalia Romanova (2019-04-07 14:35:26)

Наташа отчасти даже жалела, что она уже далеко не та Чёрная Вдова, которой была когда-то - быть оружием было бы проще. Увы, лишь в одном аспекте, но в том, на который сейчас все опиралось: не чувствовать ничего и просто действовать без оглядки на то, каким последствием это отдастся в её душе. Но вместо этого ей приходилось лишь тонуть и теряться. Впервые? Нет. Ей не привыкать лишь делать вид, что все под контролем. Ей не привыкать честно врать об этом всем вокруг, хотя это ни на йоту не близко к правде. Ей не привыкать обманывать (но не обманываться) себя.

Но ей не на что опереться. Ей не от чего оттолкнуться. Нет роли, которую ей можно сыграть, и остается лишь Наталья Романова. А быть Натальей Романовой на самом-то деле... далеко не самые прекрасные ощущения, которые можно ощущать. Как одевать что-то, что одновременно и больше тебе на несколько размеров, так и жутко жмет. Быть собой очень неприятно. Быть наедине с собой ещё неприятнее.
Но быть наедине с Локи...

Всегда может быть хуже, не так ли?
Но это чувство всепоглощающего безоружия... Наташа не была уверена в том, что способна приложить чуть-чуть больше силы, чтобы сделать свою хватку по-настоящему смертельной. Это было бы просто. По-настоящему просто - никаких видимых препятствий. Это было бы сложно. Действительно сложно, потому что Наташа хотела этого. Все её желания губительно заканчивались, в этом не было какой-то пугающей закономерности, это просто было.

Рука почти дрогнула. Почти.
Ей действительно хотелось погубить Локи. Не ей одной - эта сволочь умел задеть за живое всякого. Может, поэтому и хотелось видеть его мертвым. Нет, не мертвым. Именно погубить, и быть черт возьми причиной, гибелью. Все эти его игры, весь обман и наглая фальсификация правды... Романовой это понятно, знакомо, привычно. Это было развлечением, никогда нельзя выиграть, но никогда нельзя и проиграть.

Только все из раза в раз становится опаснее. Теперь это уже правда - и безумие. Безумие, в которое она втянута поневоле. Не ей одной есть, что предъявить Локи, но это было почти что личное. Она впивается в его губы губительным  поцелуем. Потому что все это одна грань. Потому что это Наталья - она может в один миг страстно целовать, в другой же хладнокровно перерезать глотку, будто бы так изначально и должно было случиться. Сейчас все было бы проще - Наташа бы залепила пощечину, хотя опять же разница с убийством невелика. Но не ей быть оскорбленной добродетелью. Хотя бы потому, что она безумно далека от добродетелей. Наташа кусает губы до крови - ей хочется причинить как можно больше, ничего иного, не убирая руку с горла - не во славу фетишей, но с легкой надеждой - вдруг придушит?

Наташа отстраняется раньше, чем произойдёт хоть один из множества дальнейших вариантов. Даже если  определенные её прельщали. Но... В расчете. Более-менее. Память иногда бывает той ещё дурой.
И все же. Наталья делает несколько шагов назад. До чего же все... безумно.

- Это не касается меня, - она говорит не злобно, но мрачно и упрямо. Всё желание перешло в отрицание, довольно быстро, но надолго ли. - Это не должно касаться меня.

Романова кидает колкий взгляд.  Буря в стакане улеглась, и страх, как бы Наташа не уверяла себя в том, что он был побежден ещё до того, как появился, вместе с ним. Трезвости мысли не прибавилось ни на йоту, но на необдуманные поступки тянуть перестало. Лимит успел исчерпаться? Стареет. Раньше было бы больше.

- Абсолютное безумие. - выдыхает. Ей больше ничего и не остается, кроме как признать очевидное и упорно с этим сражаться. Она не собирается оставлять всё так, как есть, и тому причин достаточно.

Леденящий душу и сковывающий тело ужас — всё вело к этому. Иначе не могло быть. Наталья не была в ряду первых храбрецов, готовых бросаться смело и без сожалений грудью на амбразуру. Она не умела не бояться потому что это было частью чертового инстинкта самосохранения. В ней многое ломано-переломано, а то, что исправлено держится не иначе, как на силе воли или божей помощи. Из неё смогли выбить сомнения, но ужас всегда находился где-то глубже в подкорке. Слишком естественно для человечества бояться непонятного и неизвестного.

Вопрос был лишь в том, поддаваться этому ужасу или же нет. От него нельзя было отмахнуться, как бы ей отчаянно не хотелось этого. Он существовал, и был сильнее отрицания. Наталья была упрямой, и за неимением хоть чего-то цеплялась за себя. Разум же медленно приходил к мысли: гибель от упрямства будет самой бесславной из всех. Медленно. С сомнениями. С большим скептицизмом по отношению к самой себе.

Для того, чтобы принять слетевший с катушек в Тартарары мир нужно либо иметь еще большую гибкость ума, чем у нее есть, либо больше терпение, чем когда-либо она имела, либо быть гораздо глупее, чем Нат, либо тоже слететь с катушек вслед за миром. Её не прельщало ничего. Но у неё не было даже выбора. Не было даже отсутствия выбора. Было что-то лихорадочное, сумбурное, больное. Хотелось поежиться, передернуться, хоть как-то стряхнуть эту мерзость. Только вот она только плотнее укутывает ватным одеялом.

Отвратительно. Ужасно. Противно. Страшно.

Наташа прикрывает глаза лишь на миг, чтобы попытаться собрать хоть какие-то частички этой мозаики. Проваливается. С крахом, с отчаянием, с садомазохистским удовольствием. Остается только собраться.

- Добро, - повторила Романова с саркастичными, злыми и неверящими окрасками. Может, для самой Нат это и было добром, свидания со смертью она предпочитала заканчивать отдавая костлявой других, не себя. Но для Локи ли? Шутка или долгоиграющий план, что угодно, но только не добро. Наташа не верила в то, что Лафейсон способен на добро. Не только потому, что все, что произошло в тот раз - ситуационная трагикомедия, не только потому, что до этого все, что у Локи было - жестокость, непомерные амбиции, смерти и вывешенный Вдовой счет за Хоукая. Слишком однозначно и однобоко.

Добро в чистом виде не существовало. У всех за душой что-то было, ничего не делалось просто так. Извлечь как можно больше выгоды - практически что-то само собой разумеющееся. И конечно "добро" оправдывалось далеко не всегда, добро пожаловать в клуб. Самое невыгодное вложение.

Не понимание ничего становилось почти привычным чувством не вызывающим тот дискомфорт и хаос, какой изначально. Поздравить себя? Едва ли. Вперед выступало другое. Очевидное: всё было настолько плохо. Настолько, насколько все сошло с ума. Настолько, насколько Наталья ничего не понимала. Настолько, насколько все это было оскорбительно. Всё, что осталось у Наташи - протянутая рука бывшего врага, привязанного к ней.
Злобный хохот мироздания был понятен.

Всё, что оставалось. Тихий вздох почти недоумения, маленькая брешь в её защите, почти высказанное осязаемое «подожди». Оставить её одну было слишком жестоко. Но в его духе. Как и в её духе ни за что не признаваться ни в чем. Ей не удавалось держать лицо. Ей не удавалось пасть лицом в грязь - возможно ли упасть, если под ногами изначально нет ничего?
Наташа ничего не понимала и лишь качала головой, настойчиво ища новые выходы, хоть какие-то перспективы.

Вопрос ведь был не только в руке?
Вопрос был в доверии. Доверие - это больше, чем что угодно. Величайшая жертва и ценнейший подарок. Сокровеннейшее признание и откровеннейшая ложь. Это выходило за рамки той игры, в которую Наталья способна была играть - никаких проигрышей или выигрышей, никакого права отыграться или спасовать.
В доверии было слишком многое. Доверие было самым опасным оружием.

«Брось ты, лишь ещё одна уловка,» — слабая попытка убеждения. Можно ли превратить доверие в уловку? Или можно ли превратить всё безумие происходящего в уловку? Вопросы, вьющиеся в голове роем пчел, без ответа, без начала и без конца. И даже на миг заворошившееся сочувствие - наверняка уловка. Она бормочет под нос какое-то ругательство.

Не было ничего. Вообще ничего.
Возможно, этим ругательством было проклятие со смутной надеждой на то, что она сразу же сможет отобрать своё доверие назад. Наташа берет его за руку, и выжигает из себя все эмоции. Может, так будет легче и проще.

- Вытащи. - Наташа смотрит на Локи немигающим внимательным взглядом. - Ты и не такое можешь.

Наташа не просила, не умоляла и не ободряла. Она требовала, потому что заслужила. Её жизнь не сахар, и раз уж Лафейсон решил пойти против природы и дать пожить подольше, то пусть обеспечивает в том виде, в котором все было изначально. Даже если подобное невозможно, и Романова прекрасно об этом знала.
А требовала ли она?

Сад был, пустота - конечно, усмехнулась бы не скептически, но назидательно, да сид уже терпеть и бороться со всем этим нет. Конечно, ведь перед тем, как начинается феерия разрушений, все хорошо. Все хорошо до одури. Нет ничьей вины в том, что так легко обдуриться и принять затишье перед бурей за вечный мир, всегда же так хочется поверить в лучшее. Кое-кто потерял бдительность.

- Режимы продолжают рушится каждый день, - хмыкнула Наташа с явной претензией на укоризну. Если уже так был дорог Асгард - следовало за ним пристальней следить? Она осознавала если не в полной мере, то хотя бы в какой-то, своей мере, понимала. Да и большого ума для этого не требовалось.
Но Наталья не была на стороне обвинения. Все, что ей нужно было - выбраться.

У нее свои проблемы. У нее свои вьющиеся у ног демоны, которых следовало прикончить. Все - свое и ничье больше - Наташа немножко собственница. Все, что у нее - мизерно, мелочно, незначительно в сравнении. Всегда найдется тот, кому хуже, драматичнее, больнее. Вдова же будет рядом, незримо превращая чужое в свое, не дожидаясь ответных услуг.
Право же, пустяки, сама справлюсь.
Море же состоит из капель.

У Наташи на руках кровь, внутри - ураган, а разум - хрусталь. Храбриться становится ее любимым занятием - кто-то смотрит по вечерам телевизор, Нат испытывает нервы на прочность. Пока держатся. Ей самой же держаться не за что. Зато держится за Локи - браво, прекрасный выбор последний оплот надежды. Умей презирать: других, себя - досуг бы был такой же излюбленный. Но в мире все одинаково серые.

И кровь алеет рьяно, свободно, рассветом в морозное утро. Единственное, что никогда не посереет. Насколько все плохо от одного до лучше бы наступил конец света - единственно лучший индикатор.
Уязвленный, ослабленный как никогда - видя в своей жизни слишком многое, но не никогда такое - но уязвляющий ее сильнее. Ужас, агент Романофф. Какими же правдами и неправдами до такого-то докатились?

Еще больше вопросов без ответов, да? Хорошая шутка смешна три раза, после чего становится вымученной и избитой. Здесь также. Хорошее "какого хрена" давно перестало быть хорошим. Поэтому Наташа и молчит, поджав губы. Сейчас слова тратить уже ни к чему. Не то время, не то место, чтобы устраивать допрос. Всё не так, если посчитать. Во всем не было смысла. Никакого. Оставался он лишь в выживании, как бы примитивно и низко это не было.

Наташа не маленькая девочка чтобы бояться монстров из-под кровати, над кроватью, в зеркале, во всем мире, что полон монстров. Она взрослая умница. Сердце, печень, пистолет, селезенка, мозг - неотъемлемые части организма. Никакой сложности в том, чтобы нажать на курок, увидеть, как страшный монстр превращается в нечто жалкое. А все, что жалко, не заслуживает никаких эмоций, а уж тем более такой чести как страх.

Когда-то с самоубеждением было проще, старые злые деньки вспоминаются почти с любовной ностальгией. Кто же знал, что новые дни будут еще злее, незаданные вопросы - камнем тянуть на дно, начиная со злосчастного "почему". И может, ответов на них Наташа боялась гораздо больше, чем этого мира, полного прекрасных и ужасных созданий.

- Я похожа на идиотку? - о, нет. Наташа - выжившая. Та, которая выживает любой ценой, что не во вред другим. Ей не привыкать ничем не брезговать, а пренебрегать лишь только чем-то, что внутри себя: страхом, сомнением и столь любимыми, привычными другими, моральными установками. Не имеет значения, насколько.

Но идиоткой она все равно себя частично. Локи знал слишком много - из того разряда "слишком много", за который избавляются. Наташа тоже знала слишком много, понимала катастрофически мало, а информации, над которой действительно стоило размышлять - бесконечно много. А по итогу - прийти к неправде. Ей приходится быть ведомой, держать за руку, словно маленькой девочке, которая легко без присмотра потеряется. Это жалило, кололо, било наотмашь и уничтожало сильнее, чем... Все. Или же Наташа специально делала фокус именно на этом. Хоть это и было унизительным, но единственно правильным для нее. Больше дистанции, больше ограждения - теплящаяся надежда, что все еще есть шанс быть почти сторонним наблюдателем.

- Как ты это допустил? - с этой-то "любовью" к Асгарду, о которой она судила  сквозь призму взятого с неё слова и величайшей упущенной возможности. Наташа шла от обратного. Не шла - тыкала наугад, потому что лишь на основе того, что произошло в начале, можно было судить о том, что происходит сейчас и уж тем более о будущем. Составлять для себя по крупицам картину, чтобы никогда потом на неё снова не посмотреть - катастрофами не любуются, их прикрывают ширмой и отдают забвению.

Наташа была всегда немного жадной. «Немного» - разумом она всегда знала, где стоит остановится, чтобы игры с огнем не опалили. Ожоги заживают долго, мучительно, а боль от них назойливая и слишком неприятная - одна из самых худших видов болей, неприятная даже Романовой, а это говорит о многом, терпеть и относится нейтрально-прохладно она способна слишком ко многому. Быть немного жадной было выгодно. Некоторые вещи лучше всего изучать изнутри, а не со стороны, как и преждевременно вырабатывать естественный иммунитет к болезням, делая прививку, а не страдать потом. Так проще играть с чужой жадностью, чтобы потом... Предсказуемый финал для заигравшихся.

Но сейчас даже её жадность отступала перед определенной долей опасений, что она знает слишком много, опасно много. Обоснованных опасений, которые вытекали в мысли, а мысли в умозаключения: черт возьми, а ведь даже Тор не знает, догадывается, но не знает. Умозаключения вытекали в вывод. Тихий смешок. Локи обвел её вокруг пальца, а она и не заметила. Наталья ожидала обмана и была к нему готова, а он подловил её на правде. Правде, которая чаще всего несла за собой раздор, отталкивала и была чем-то, к чему прикасались редко, хранили где-то там, на задворках, на потом. Глупо было думать, что она знает, чего ожидать.

Теперь Наташа знает слишком много, и этим повязана. Этим, не кровью, не тем фундаментальным чудом, которым он совершил для неё тогда (хотя правильнее было бы сказать с ней, но теряется флёр иллюзии того, что не все так ужасно), а знанием - у Романовой были свои критерии, и вот оно, попадание. Вдова подумает об этом позже, об этом тоже определенно стоит подумать, нельзя оставлять на самотек, игнорировать и пренебрегать.

Всё, что сказано, может и должно быть использовано против. Против Натальи использовался целый мир.
Пока она думала именно так, перед ней во всей своей красе открывался целый мир.

- Невероятно, - Наталью и хватает только на то, чтобы затаить дыхание, смотреть, запоминать, восхищаться и ужасаться. Грань того, что являлось нормой, давно уже была пересечена. И речь шла не о скудном общепринятом среди обычных людей, оно давно осталось настолько далеко, что его координаты ни одним возможным способом вычислить невозможно. Речь шла о том, что было нормой для Романовой. Коту под хвост пошло и ее понятие "ненормального".

Русская шпионка посреди необъятной вселенной в компании любимца скандинавской мифологии. Да, это определенно один из самых странных периодов ее жизни, один из самых невозможных, но почему-то свершивихся. Из всего, что могло бы только.

- Если я спрошу «почему», ты ответишь? - пока Наталья спрашивала именно это, а не само "почему", ив этом.была разница. Глупо было цепляться за ответы, и женщина это прекрасно понимала. Но почему-то в ней преобладало больше от Наташи, чем от Вдовы, может, потому что последней вообще не приходилось работать в подобных условиях.
И все равно ведь глупость.

Как и доверять богу обмана, как и вверять хоть что-то ценное тому, кто не уберег целый мир, не говоря о покушениях на иной. В этом не было ни малейшего смысла, ни капли логики, абсолютным абсурдом.
Но если что Наталья и поняла, так это то, что все здесь было именно таким: безумным, неправильным, не имеющим даже права на существование.

- Ты просишь больше, чем я могу дать, - возможно, даже когда-либо. У Натальи проблемы с тем, чтобы отрывать что-то от себя и открывать, у нее достаточно аргументированных доводов против и это только начало, речь даже не зашла на территорию предубеждений. Она тоже умеет в честность. Просто почти не пользуется. И в качестве контраргумента выступает лишь инстинкт стада " мир сошел с ума, составь ему компанию"

Это действительно было невероятно. Запомнить бы навечно, только этого же Наташа и боялась, целесообразнее, безопаснее было бы забыть навсегда.
А вид действительно прекрасен.

- И по итогу выходит кот в мешке-- что-то, похожее на смешок, но не от чего-то забавного, наоборот, неимоверно грустного. - И никому от этого не легче.

Нельзя отрицать, что все уже было слишком тесно переплетено: чем больше она об этом думала, тем больше убеждалась. Но нельзя соединить две не просто контрастные по цвету, но и абсолютно разные про материалу ткани, чтобы не было видно набережных швов, чтобы все гармонично сходилось.

Если тогда Наташа видела в точке какой-то замысел и продолжение, то сейчас все было иначе, легче. Просто мертвая точка, в которой сошлись и конец, и начало.

Noel Gallagher's High Flying Birds — In the Heat of the Moment
Наташа была близка к смешку - может, уже даже и нервному. Может, уже даже и не нервному. Все было интересно: крайности действительно переходили друг в друга, а баланс стыдливо где-то был запрятан и позабыт, словно его никогда и не существовало. Но... По-настоящему ведь забавно, что теперь будто бы хоть кого-то волновало, что Наталье нравится, а что же нет. Из всех факторов ее желания были явно наименее важными и решали меньше всего. Для самой же Нат фактор ее желаний был любопытен по меньшей мере, по крайней мере бы неплохо убил время, вздумай о нем побольше поразмышлять Романова, то выводы были бы интересными, вопреки тому, что окончательное решение ни к чему бы не привело, оно изначально ни к чему не должно было бы привести.

- Конечно, - эхом отзывается Нат, конечно, да, конечно, нет. Но при этом все далеко не конечно - иначе почему ее глаз не может ухватить ни конец, ни край? Есть вещи, которые бесконечны. Но даже если и конечны, то плохо ли это? Лучше конечно, чем кончено, тогда есть шанс, тогда есть надежда. В ином случае все лишь сведется к общему знаменателю.

В копилку искаженно забавного входило и то, что при том, что Романова все еще не имела ни малейшего понятия о происходящем, она понимала. Может, если и не то, как на самом деле устроено мироздание - едва ли такое возможно вообще понять, хотя по иронии за эти мгновения другие явно бы отдали голову на отсечение. Может, как раз в этом и был главный смысл - в беспощадной иронии, крушащихся планах, отвратительном чувстве юмора; ей богу, почти что история Советского Союза в паре слов. Но... К худшему, несомненно к худшему она понимала Локи.

Это было просто. Настолько просто, что казалось шуткой, может, ей и по своей сути было. В конце концов, когда тебя понимает непосредственный оппонент, находящийся в другой плоскости, буквально из другого мира - в этом есть что-то, близкое по уровню накала эмоций к трагедии, но из-за этой трагедийности и забавное, на этом строится юмор, буффонада как родоначальник всего. Поэтому ей вопреки своим правилам даже было жаль, хотя глупее и бесполезнее чувства, чем жалость ещё никто не придумал.
В конце же ничего уже не будет важно, на то он и конец.

И все же Наталья смотрела куда-то вдаль, будто бы надеясь увидеть этот зеленый огонек американской мечты, чуждый русскому менталитету, но все смешалось, все стерлось, разница потерялась, и держала его за руку, крепче. Не для опоры, не для надежды-конкретной установки о том, чтобы выбраться. Среди этих сложностей, перпипетий должно быть место и чему-то простому.

- Ты не чудовище, Локи. Ты псих, - и в этом было восхищение, трепет, уважение и что-то близкое к признанию. Будь Локи врагом, было бы проще, врагов оценивать по достоинству легко, если есть хотя бы зачатки разума и самоуважения. Но вместо этого было сложно оценивать. Было сложно смотреть на мир. Было сложно дышать. Но всё равно нестерпимо прекрасно, завораживающе. Мысль же о том, что раз она его поняла, то и он должен понять ее была приторной, но при этом с горечью: страх за то, что все до единого секрета будет использовано против, надежда на то, чтобы быть понятой?

- И ты убьешь меня, - ровно по той же причине, по которой сама Черная Вдова из раза в раз оказывалась у края, по которой один, может, чуть больше все же переходила черту, по которой Локи тогда и спас ее. Мир же как раз и был безумен, от самого своего основания с Большим взрывом. И боже, если бы дело было в физической смерти. Это далеко не худший вариант. Но вместо этого грани становятся тоньше и острее, и Романова почти была уверена, что склонится чаша весов неверно. Уже убивает ведь. Всем этим - нелепой случайностью, зашедшей слишком далеко. Впрочем, злобы в ее словах не было.  Если так выходит, то ей же первой и вручить пистолет.

- Но может так и правильно, - Наталья ведет плечами, потому что не знает; Локи, может, и знает, она - нет. А может ничего правильного не было и вовсе. Но ведь все началось уже, почти как нелепая вечеринка-сюрприз, и не думало останавливаться, какие бы попытки для пресечения не были ею предприняты.
Может, потому что все же начала доверять, но лучше не вдумываться, иначе все станет еще хуже. Так проще отпустить, послать все катиться к черту и не слишком думать о последствиях, пока они не настанут. И все же Наташа не была уверена и в том, что из кругов был выход, они скорее напоминали кольца анаконды, душащей жертву. С другой же стороны возможным казалось уже все. Парадоксально. - Все равно ты будешь рядом.

Что-то, похожее на проклятие - оно и явлется им по сути, наверное, красные нити судьбы те еще сволочи, но при этом и сомнительное утешение: нет радости в том, чтобы идти против всего в одиночку, не в этот раз. А если же и идти в объятия смерти... То исключительно захватывая кого-нибудь с собой, Романова была принципиальной. И все же в этом была хотя бы толика справедливости, "пока смерть не разлучит нас" было бы до жути невежливо.

- И я с тобой,  - она усмехнулась. При первой же возможности выкурит пачку сигарет. Если есть в кармане пачка сигарет, значит всё не так уж плохо. Что-то невообразимо далекое, но реальное, чем-то родное.  Идеальный противовес.