Закари очень любил выступления отца: конечно, он уже был достаточно большим и умным, чтобы понимать, что шоу – лишь красивая обертка, что это не настоящая магия, но всё равно очень любил. В этом была какая-то совсем другая магия и не менее серьёзное искусство – шутки ли, заставить почти без магии заставить людей верить в чудеса? Шатёр вызывал у неё, кажется, ещё с пелёнок бурю эмоций и энтузиазма, хотя становиться дрессировщиком или гимнастом, разумеется, он не собирался, ведь он из семьи Затара, так что быть ему иллюзионистом.
Его завораживали огни, запахи сладостей, горящие глаза детей и взрослых и сама сцена, к которой было приковано всё внимание. Сборы отца перед выступлением были похожи на ритуал, за которым он наблюдал с благоговением, запоминая до мельчайших деталей каждое движение; дети вообще хорошо перенимают все привычки родителей, а уж в данном случае он вполне мог получить звание «зеркало», если бы из-за его возраста, роста и непостижимой серьёзности всё не смотрелось настолько забавно.
Больше всего на свете Зак хотел выйти на сцену сам. А ещё – новый велосипед, но это могло подождать. Засыпая в своей кроватке он представлял себе как выходит в круг света, одетый в точности как Джованни в смокинг и цилиндр, как ему рукоплещет публика, а он изящно и невозмутимо кланяется.
Конечно же, он был достаточно сообразительным мальчиком, серьёзно относящимся к делу, чтобы понять простую вещь: на сцену без номера выходить нельзя, без этого не будет шоу, и публика не будет рукоплескать. И он готовился, в меру возможностей и знаний шестилетки, старался сделать потрясающий фокус, репетировал его часами (когда не мечтал о том, как его номер сначала покорит отца, а потом уже и всю публику в цирке), пыхтел, старался и не сдавался. Он верил, что вот-вот и наступит тот момент, называемый «в одно прекрасное утро», представлял себе, как он не подаст виду, что готов скакать и без всякой магии до потолка от радости и гордости, как небрежно кивнёт, что он готов и согласен, раз пришло время, а потом…
А потом он узнал, что отец собрался ставить шоу вместе с Зи.
Сначала он не растерялся и прискакал вприпрыжку к Джованни, крепко уверенный в том, что просто не расслышал, что не с Зи, а с ним и с Зи, потому что как же так, пытался показать свой блестящий номер, но в ответ его лишь потрепали по голове и попросили не мешаться пару часов.
Он был сломлен, подавлен, оскорблен и растоптан. Ему было всего (уже?) шесть лет, а он познал все оттенки боли и разочарования.
Пару часов он проревел в подушку, сжимая её зубами, чтобы никто не услышал, – он же мужчина, он не может плакать из-за девчонки, – а потом постарался оценить ситуацию трезво.
Закари, конечно, видел, на что способна сестра, это было весьма неплохо, она вообще была для девчонки ничего так, но всё равно совсем не годилась для сцены. Потом он подумал, что отец наверняка берёт Зи в качестве ассистентки, потому что все иллюзионисты берут девочек в ассистентки, воспрял духом и пошёл в новую атаку на Джованни. Но он явно не воспринимал всё происходящее всерьёз, уворачивался, отшучивался и никак не хотел признать, что пошутил, что Зи будет красивой ассистенткой, а Закари полноценным участником действа.
Тогда он решил, что пора решить этот вопрос иначе, заставив сестру саму сознаться.
– Зи, душенька, – он был очень галантным мальчиком шести лет, поэтому словив сестру в коридоре, постарался принять независимую и вальяжную позу, едва не упав на пол. – Слышал, отец берёт тебя ассистенткой? Будешь красиво стоять и открывать двери, а потом подавать цилиндр? Разумеется, я свой цилиндр тоже разрешу тебе подержать, – он был в полном восторге от себя и считал, что выглядит невероятно взросло и солидно. В конце концов, он планировал стать величайшим шоуменом… когда немного подрастет. Но начинать-то надо было уже сейчас!

Закари сделал страшные глаза и скорчил гримасу – обращение «солнышко» даже в шесть лет сложно было связать с уважительным обращением к взрослому мужчине. Может быть кто-то где-то там позволяет по отношению к себе подобное, но он совершенно точно никогда подобного не планировал.
Он планировал блестящую карьеру, блестящую под софитами сцену и всеобщее рукоплескание, слышал, как толпа выкрикивает его имя и на сцену летят шоколадки и цветы. Хотелось бы, конечно, велосипед, но велосипедом кидаться в артиста нехорошо и даже опасно, но можно было бы попробовать превратить цветы в велосипед или… или он может великодушно подарить их сестре… или даме сердца. Он точно знал, что должна быть дама сердца, но в силу возраста не очень видел в подобном необходимость, так что можно было обойтись Затанной или скормить всё корове. А лучше – кролику.
– Конечно, всё требует длительной подготовки, чтобы было идеально, – пока мальчишка ещё не чувствовал подвоха и вернулся в благостное настроение, против Зи обзывательство «солнышко». Конечно, она была права и обычно ассистентки бывали пофигуристее, ходили в красивых блестящих костюмах и вообще на них было ужасно мало одежды (этот факт его немного смущал, но он понимал, что это важно и что это отвлекает внимание зрителей от иллюзиониста в нужные моменты), поэтому было даже немного тревожно, что сестре придётся выйти в таком виде на люди, но, в конце концов, чего не сделаешь ради искусства. А потом он подаст ей плащик? Возможно, нужно было ещё много чего обдумать. – Ничего, я уверен, что у тебя всё получится. Ассистенткой быть почетно, это очень ответственно и даже если у тебя не получится с первого раза – ничего, мы с папой будет не в обиде, просто нужно будет ещё немного потренироваться… ну ты понимаешь, да?
Надо было ещё обдумать, что делать, чтобы Зи сильно не расстраивалась, что у неё что-то может не получиться и что-то пройдет не так, как на репетиции. Зак предполагал, что надо будет это обсудить с отцом и заказать побольше сладкого – женщины ведь всегда заедают горе сладким. Он видел это в кино.
И пока он был в плену своих благородных помыслов и планировал судьбу на ближайшие десятилетия, что-то пошло не так. Что-то во фразе Затанны, пробившейся через его воздушные замки и трон, на котором он сам с собой восседал, его беспокоило, заставив нахмуриться и упереть руки в бока.
– В смысле сказал? А что он должен был сказать? – от предчувствия какой-нибудь гадости неприятно засосало под ложечкой, Затара напрягся и вытянулся вперёд, напряженно буравя взглядом сестру. Впрочем, ему не о чем должно было быть переживать и незачем так остро реагировать – это он понимал, но девчонки умели как-то так говорить, чтобы потом долго и напряженно думать, почему чувствуешь себя виноватым, хотя не виноват ни разу. Сейчас же и вовсе случай был не тот, беспокоиться было не о чем, а номер свой он знал так хорошо, что его можно было бы разбудить в любое время дня и ночи, он и с закрытыми глазами его исполнил бы. И ничего, что пока это довольно простенький фокус: он здраво рассчитывал свои силы, поэтому понимал, что не следует сразу хвататься за слишком сложное, нужно начинать с чего-нибудь, но вот когда у него будет уже сольное выступление, то да, там нужно будет и можно будет показать намного больше. По его планам – года через два-три, но он постарается подготовить хорошую программу и пораньше!

Зак начинал подозревать, причем подозревать что-то очень и очень неприятное, а от этого он становился всё мрачнее, хмурился очень серьёзно, насколько это было возможно в его возрасте. Он очень неприятно щурился, даже слишком неприятно для мальчишки, сразу начиная напоминать дикого зверёныша, который чувствует, что его загоняют в угол, а потому готового вцепиться во всё, что к нему протянут, будь то палка или рука.
Безмятежность сестры была зеркальной к той, с которой он обратился к ней в начале разговора, и никуда не исчезала, в то время как у него внутри всё начинало болезненно сжиматься до точки, всё плыло перед ним и темнело, а что ещё хуже - предательски начинал подкатывать комок к горлу и щипать глаза. Но он не мог позволить себе плакать, он же не девчонка!
Закари зло шмыгнул носом и вперился в сияющую сестру самым мрачным из возможных взглядов, когда она потянулась к нему рукой. Зря она это делала, потому что то, что она сказала, имело эффект разорвавшейся атомной бомбы в голове и в сердце мальчика, для которого от мирного и радостного настроения и предвкушения чуда остались только выжженные поля и чувство нестерпимой обиды, что он не заслужил к себе такого отношения, он делал всё, что мог, он старался, он учился, хотя его толком не учили, от снова старался и был очень серьёзен с магией для своего возраста, а вместо этого...
– Ты... Это всё ты! Это из-за тебя! – что именно произошло из-за Зи он сформулировать не мог. Слишком чесался нос и слишком дрожал от подступавших горьких от обиды слёз. Но она точно была виновата в том, что на него вообще не обращали внимания, будто бы он был какой-то собачкой, домашним питомцем, которому можно поумиляться в тот момент, когда будет настроение поиграть и поумиляться. Главное – не забывать вовремя кормить и выводить на прогулку, а остальное уже как-то не так и важно. – Не трогай меня! Предательница! Я бы тебя не забыл! Я бы не оставил тебя сидеть в зале!
Закари попятился назад, согнувшись, сгруппировавшись и сжав руки в кулаки, как если бы готовился отражать нападение в уличной драке. Увы, уличных драк у него не случалось, потому что он был домашним мальчиком, целыми днями корпевшим над магическими трюками.
А что вышло дальше, он сам не понял, почувствовал только, что его что-то распирает и разворачивает обратно из скрюченной позы, рвется наружу и становится красным от злости. Спонтанный выплеск магии, не оформленной в заклинание и не получившей направления, превратился в сильную вспышку и ударную волну, швырнул мальчишку вверх, почти под потолок в бессознательном состоянии, когда сам он уже ничего не решал. Дом предупредительно заскрипел, выражая недовольство происходящим, лестницы начали менять свои направления и где-то что-то со звоном лопнуло.