Где-то далеко слышен глухой рёв беснующегося моря, штурмующего скалы и разбивающегося о них пеной, которая с шипением уползает обратно, нехотя и неторопливо, будто бы цепляясь за берег. Откуда-то сверху слышны встревоженные крики чаек, которые прорываются через громовые раскаты и тонут в вое ветра. Ветер сегодня дует ото всюду сразу, крутя и выкручивая с корнем оливковые деревья — мира здесь нет. Вместо мира алыми цветами расползаются по земле костры, звери и птицы в ужасе стремились прочь с земли, охваченной войной. Небо набухло, нависло тяжёлыми свинцовыми тучами над землёй, почти легло на неё, делая все звуки далёкими и тусклыми, покрытыми пылью, но раскаты грома прокатывались неторопливо, звучно и пробирали до мурашек — не было сомнений, что Зевс гневается. Воздух был напитан жаром и пылью, но дождя всё вокруг страшилось ещё больше, чувствуя, что он может смыть всё бытие разом, не оставив в этом мире ни живого, ни мертвого. И творение начнется заново, чтобы исправить и попробовать сделать лучше, чище и совершенней.
Буря, которая шла с востока, была самой страшной из всех, которые случались за все существование, но и война, которая разразилась, была страшнее, чем все предыдущие и ничуть не похожа на них, как не похожи детские игры и настоящие сражения друг на друга.

Диане, наверное, пятнадцать, если судить человеческими мерками, детство осталось позади вместе со всеми детскими делами, о которых так тревожилась в свое время малышка, но никого на смену ей, чтобы заняться всем вместо неё, не появилось. Время шло вперёд, вместе с ними менялись и заботы, хотя, как и раньше, ей всё ещё приходилось тренироваться с Антиоппой тайком от мамы, которая была непреклонна в своем нежелании подвергать дочь опасности. Опасностью для самой себя всё больше только становилась сама амазонка: через привычное начинало пробиваться то, что она понять не могло и от чего отмахивалась, а оно, не найдя отклика и понимания, уходило во сны. Сны принцессы становились всё ярче и ярче, всё тревожнее и реальнее, затмевая реальность и замещая её. Различить явь и сон было тяжело — Диана металась во сне, просыпалась уставшая и вымотанная так, словно бы после нескольких бессонных дней. Толком только она не могла потом вспомнить, что же видела и что её так тревожило, но вечера ждала с опаской. Даже жесткие тренировки, которые ей устраивала Антиоппа, не выматывали её настолько, чтобы упасть и уснуть без снов.
Гроза во снах становилась всё ближе и ближе, буря приближалась и грозилась снести вместе со всеми и её, молнии вспыхивали неожиданно и заставляли похолодеть до глубины души. Она приходила каждую ночь, приближалась и становилась всё больше, пока не заслонила собой всё, вместе с собой принеся звон мечей и крики, а потом накрыла с головой, выкинув Диану из постели, заставив молчаливой тенью заскользить по покоям, принимая несуществующие удары и то падая, то поднимаясь, отражая и нанося сама.
Где-то упала ваза, где-то в далёком реальном-нереальном мире, когда повинуясь невидимой для остальных воле, принцесса отлетела в стол, на котором та стояла. Глаза Дианы были закрыты, но выражение лица выражало полную сосредоточенность на том, во что она была погружена: она сопротивлялась и наступала, пыталась кого-то победить и от чьей-то руки не умереть. Она, конечно, знала, что виной всему — Арес, но разрушения в комнате продолжались, несдерживаемая и неизвестная сила, вырвавшаяся за пределы привычного и дозволенного, чем себя ограничивала юная амазонка, оставляла вмятины в стенах. По стенам ползли длинные трещины, а Диана всё ещё была на поле боя.
Прыжок, сальто и неестественно медленное приземление, будто бы она парила, а следом короткий рубящий удар и что-то огромное, что заставляет напрячь её все свои силы, она кидает в невидимого врага. Стол, служивший в этот момент реальностью, где-то в её сне был намного тяжелее и больше, но это не спасло его, видимо, ни там, ни здесь от плачевной участи оказаться расколотым. Что-то ещё сильнее пригвоздило её к полу, с которого она тщетно пыталась встать, но не могла преодолеть невидимую преграду. Крик, прорезавший ночную тишину, разбудил, верно, всех тех, кто до этого ещё спал, но не саму Диану, продолжавшую метаться в своём ночном кошмаре заливаясь слезами и пытаясь освободиться.
[icon]http://funkyimg.com/i/2KmFv.jpg[/icon]

А гроза была уже близко, гроза уже накрыла всё, хлынув ливнем, смывающим реальность и сверкая молниями. Гроза была уже в ней, щекотала кончики пальцев потрескивающими разрядами, готовыми сорваться и разрушить то, что ещё осталось в комнате. Но пока они ещё маленькие, пока лишь искры, но из искры, однажды, разгорится пламя.
Дождь не приносит покоя и успокоения, как и опасалось всё живое, дождь такой же раскаленный и пропитанный дымом, но разом стало темно, так темно, что черноту можно было черпать ложками. Она плотная, вязкая, в ней трудно дышать, как если бы на плечи в один момент опрокинули море. За горизонтом уже нет ничего, там всё смыто, слизано подчистую, а вместо… Это страшно, вместо – пустота.
Рядом совсем танцуют странные призрачные фигуры в театральных масках; их движения так легки и так абсурдны среди общего пожарища войны, что невольно захватывало дух и заставляло остановиться, сосредоточив всё внимание только на них – такие чистые, такие тонкие, такие призрачные. Одна из фигур, такая же безучастная к хаосу вокруг, внезапно отделилась, чтобы посмотреть на пригвожденную к земле амазонку и кинуть если не сочувственный, то внимательный взгляд, а следом за ним – платок.
Дышать стало будто бы легче; где-то там, в далёкой, но на самом деле единственно близкой комнате, Диана перестала задыхаться лежа на материнских коленях, но всё ещё не могла проснуться. Над ней была гроза и в ней была гроза, от удара кулаками по мраморному полу поползли трещины.
Голос пришёл откуда-то издалека, почти забытый и неузнаваемый, искаженный громом и потонувший в ливне, но пробился сквозь вспышки молний, заставляя на несколько секунд остановиться и начать озираться в поисках источника.
Кто-то её звал по имени, она знала, что это её имя, что это верное имя, которое не успела стереть буря. Имя давало ей возможность собраться с силами и освободиться, вырваться из оков. И погрузить всё вокруг в огонь.
В безрассудную ярость за то, что её заставляли страдать. Пропали странные танцовщицы, и громом теперь действительно гремела она, уничтожая вокруг весь старый прогнивший мир.
Откуда-то послышался клёкот орла и свист рассекаемого крыльями воздуха, а следом – острая и обидная боль, заставляющая остановиться.
Диана рванулась вперёд, пытаясь снова подняться и освободиться уже из материнских объятий; на плече проступили глубокие рваные царапины, тут же заалевшие от крови. И снова упала, будто бы что-то не давало ей подняться вновь.
Гроза не отпускала её, но голос снова прорвался, теперь уже старательно выискиваемый чутким ухом среди всех прочих звуков, знакомый, почти узнанный. Она начинала ему верить, из веры начинал выстраиваться щит, постепенно отгораживавший её от этого мира, только Диана никак не могла вспомнить, откуда она знает этот голос и почему он знает её.
Орёл, сидевший неподалёку, неодобрительно косил глазом. Молнии особенно ярко отражались на кажущимся золотым клюве.
Пустота – это самое страшное, самое тревожное, что можно представить. И пустота где-то на краю горизонта набухла, чтобы лопнуть как цветочный бутон – на том краю, где реальность смыло, уже зарождалось нечто новое, упорно пробиваясь через бурю и молнии.
Диана почувствовала, что может наконец-то подняться – её больше ничто не приковывало к земле, никакая сила не удерживала; и как будто бы гроза успокаивалась, а оттуда, из-за горизонта, поднимался рассвет.
Кажется, она почти вспомнила, кто она и какой голос слышит.
В покоях Диана мягко поднялась, всё ещё не открывая глаза, будто бы её кто-то поднял, что ни один мускул не дрогнул, она зависла в нескольких сантиметрах над полом, но лицо её уже было спокойно. И только через несколько минут она опустилась обратно, всё так же мягко, невесомо, и открыла глаза:
– Мама? – она потянулась, с трудом разлепляя веки и с удивлением, а потом и с беспокойством глядя на лицо Ипполиты, а следом и на разрушенные покои, в которых ничто не осталось нетронутым. – Что случилось? Мне снился странный сон про страшную бурю, которая стирала всё на своем пути, пожары, сражение… И там был золотой орёл, – словно начиная что-то подозревать она посмотрела на своё плечо. – Я не понимаю…
[icon]http://funkyimg.com/i/2KmFv.jpg[/icon]

Диана была напугана и обеспокоена не сколько своим состоянием, сколько тревогой, которую она увидела в глазах матери; что-то произошло, что-то не очень хорошее и, возможно, она этому виной. Реальность и сон пока ещё были слишком тесно и близко переплетены друг с другом, а потому хаос в комнате не так сильно бросился ей в глаза; взгляд мазнул по трещинам и осколкам, но разум был ещё не готов дать увиденному название, только сохранил в памяти картинку.
Она послушно пошла за мамой, хотя боли она тоже не чувствовала, но и не помнила, чтобы на тренировке она получала такие порезы, тогда бы ее не удивила кровь, она бы скорее думала о том, что лучше сказать маме, чтобы сильно ее не обманывать и не огорчать, но и не сдать их секрет с Антиоппой. Царапины Ипполиту не удивляли, но всю дорогу до лечебницы они проделали молча, и принцесса начинала серьезно беспокоиться о том, что же на самом деле случилось, она нервничала и кусала губы, но повторять вопрос не решалась. Пока не решалась, потому что с каждой минутой сон становился все дальше, а реальность — все ближе. И в этой реальности уже казалось чем-то невероятным все происхоядщее.
А за окнами была мягкая южная ночь, бархатная и тёплая.
И было как-то напряжённо тихо, но чувствовалось внимание, пусть и скрытое, но неотступно следующее за царицей с дочерью, куда более пристальное, чем обычная бдительность караульных, охраняющих их от... от неведомой угрозы, имя которой никто и никогда не называл, потому как Темискира жила в благости и достатки, скрытая от остального мира и независимая от него. Трудно было представить, кого на острове можно было бы бояться, когда никто не помнил, чтобы хотя бы раз здесь появился чужак. Но посты выставлялись и менялись, тренировки продолжались и что-то всегда витало в воздухе недосказанное.
— Буря? — затянувшееся молчание прервалось, наконец, чтобы взорваться в голове Дианы множеством вопросов. О какой буре говорила мама? О той, ради которой и были бесконечные тренировки, к которым ее не допускали? — Да, мне снилась буря... она не такая, какой обычно бывает, она была тяжелая, надвигающаяся как конец света, гремел гром, и следом шёл ливень стеной, после которого ничего не оставалось от мира. Там было сражение, пожары, а звери и птицы в ужасе пытались спастись бегством. Там были танцовщицы в масках, но ненастоящие, призрачные. А я сражалась с кем-то, как и все остальные, но я не помню лица... я не помню, с кем сражалась. А потом гроза как будто бы была уже внутри меня, все клокотало во мне и бурлило, была такая жгучая ярость... я никогда не чувствовала такой злости и боли... — сон вспоминался вроде бы и ярко, но обрывочно, какими-то внезапными вспышками, а потом картинка сменялась на другую, не давая рассказать все по порядку. Внезапно ей вспомнилась комната, из которой Ипполита ее так поспешно увела. — А что случилось с моей комнатой? Мама, со мной что-то не так? Я одержима? Мама, я не хотела, я не помню ничего, я думала, что это просто сон. Это же сон, но откуда тогда такие разрешения в комнате и эти царапины? Я ничего не понимаю!
Диана начинала волноваться и мотать головой, отрицая подсознательно сам факт, что она могла быть как-то причастна к разрушениям. Как она могла? Это ведь слишком сложно для неё, она едва выдерживает удары Антиоппы, могла ли она раскрошить ударм мрамор?
Но что-то же произошло, что-то, из-за чего весь дворец бдительно следил этой ночью за ними и не спал.
[icon]http://funkyimg.com/i/2KmFv.jpg[/icon]

- А что произошло с комнатой?.. - нет, так не могло произойти, чтобы это она смогла оставить после себя такое побоище, каким бы страшным не был сон. Сон, всего лишь сон, от которого иногда бывает тяжело проснуться, от которого можно проснуться в холодном поту от собственного крика, можно даже упасть с кровати, но то, что она успела мельком увидеть, когда Ипполита её спешно уводила в лечебницу, было совсем другим. И это пугало Диану очень сильно, тем сильнее, чем больше она пробуждалась от сна, окончательно возвращаясь в реальный мир. Она зябко поёжилась, но не от ночной прохлады, а от собственных мыслей, не дававших ей теперь покоя. - Я не могла ведь все это сделать, у меня нет столько сил?
На ум приходили слова Антиоппы, говорившей ей часто о том, что у неё сил куда больше, чем ей кажется, но это всегда казалось подстегивающими фразами к тому, чтобы больше и лучше тренироваться, чтобы не жалеть себя и не пытаться осторожничать. Но куда ей было тягаться с тётушкой, генералом армии амазонок, одной из лучших воительниц. Одной из лучших - потому что Диана при всём желании не смогла бы выбрать, кто из них с мамой сильнее и искуснее, не смогла бы и не хотела сравнивать.
Слова матери заставляли её хмуриться - она конечно же ей верила, но тем с большей... обидой? наверное с ней, она думала о том, что ей до сих пор не разрешали тренироваться официально, будто бы она какая-то не такая, будто бы слабая, самая слабая и могла сломаться от дуновения ветра. Если бы мама ей позволила... Она бы не чувствовала себя в какие-то моменты изгоем, потому что вместо тренировки была вынуждена сидеть с книгами или где-то на утёсе, наблюдая за другими амазонками. Никто не акцентировал на этом внимания, но что-то неуловимое витало в воздухе, во взглядах... Она как будто бы не была им сестрой или была слишком слабой сестрой.
- Но зачем сражаться за меня? - она верила маме, но точно так же серьёзно спрашивала и недоумевала о том, какие расставлены приоритеты. В её понимание мира, выращенного на красивых мифах, которые ей рассказывала перед сном Ипполита, всё должно было быть совсем иначе. - Мы ведь должны сражаться с Аресом, чтобы мир стал добрее, чтобы люди избавились от его влияния? Я ведь такая же как остальные. Я ведь не слабее? - Диана спросила с откровенной тревогой в голосе, боясь всё-таки оказаться хрупкой вазой среди остальных амазонок. Тяжело было без общих тренировок, в которых большую часть времени проводили остальные, она была почти всегда предоставлена сама себе, хотя и не было сомнения в тёплом и хорошем отношении сестёр к ней. Но было что-то ещё... - Мама, - она поджала губы и нахмурилась, пытаясь выбрать между двумя вопросами: ещё раз попросить разрешение начать тренироваться с остальными или же провести её в Сокровищницу. Пожалуй, шансов на то, чтобы получить разрешение всё ещё не прибавилось. - А может быть ты сводишь меня посмотреть на Убийцу богов? Пожалуйста, я хочу посмотреть на него ещё разочек, чтобы избавиться от воспоминаний сна!
Она просила горячо и убежденно в том, что именно это ей и поможет. Ответов не даст, не изменит причины, по которой всё это происходило, но на какое-то время поселит мир в душе и заставит поверить в то, что сон - это лишь сон и ничего более, что в нем нет ни капли пророчества о будущем или былом. И только царапины на плече и разрушенные покои принцессы были иного мнения - сон не был просто сном, был лишь началом, предупреждением и пробуждением. Обоюдным.
[icon]http://funkyimg.com/i/2KmFv.jpg[/icon]

Мама говорила о том же, что и тетя Антиоппа, но вопросов от этого в голове Дианы не становилось меньше, скорее напротив, заставляло задуматься лишний раз и с опаской посмотреть на свои руки. А ещё она недовольно поджимала губы и, вопреки всей любви и уважению к родным, не верила им — не могло такого быть, ей не могло быть отмеренно сил больше, чем любой другой амазонке, а то, как ее берегли подталкивало совсем к противоположному выводу. Просто ее не хотели расстраивать, но она начинала что-то подозревать, хотя и не готова была даже себе признаться в недоверии. Это было страшно и невозможно — они не могли ей лгать.
— Но почему? — принцесса выросла тепличным цветком, хотя на первый взгляд этого было и не сказать, а сама она не была капризной и противной девицей, но зло для неё было очень абстрактным, добро и любовь было всюду, но, что хуже, она совсем не знала безразличия. Предательство, жестокость, смерть — это было чем-то далеким, но оставалось хотя бы в мифах и легендах, звучало страшной сказкой. В сказках никто не говорил о том, что даже ненависть не всегда загорается в груди людей, все чаще там живет равнодушие, через которое почти невозможно пробиться. А потому Диане было трудно понять, что в черно-белом мире добра и зла, где не было места серому, можно было кого-то не любить, если только с ним не сражаешься. — А когда ты начала тренироваться? — она задумалась и поняла, что в голове крутится один страшный и даже крамольный вопрос. — Когда была ребёнком. Ты ведь была ребёнком?
Это было странно с любой стороны: странно было представить маму или Антиоппу маленькими, ещё более странным было представить, что они никогда не были детьми. Время для них шло настолько иначе, что было трудно представить, сколько лет прошло по человеческим меркам с создания амазонок или с поражения Ареса; на Темискире не было ничего относительного, только абсолютное.
— Конечно! — Диана верила в Убийцу Богов как в ещё одно божество, близкое и восхитительное. Если бы была ее воля, то она жила бы около этой реликвии, пожирая его глазами и надеясь, что однажды ей хотя бы доведётся его подержать в руках и оценить его совершенство. Только ей до сих пор не разрешали тренироваться, принцесса хмурилась и все ещё надеялась подобрать верные слова, чтобы склонить маму к мысли, что она достаточно взрослая, чтобы начать обучение. — Он такой красивый! — меч поражал ее что в первое посещение с царицей сокровищницы, что во все последующие приходы, ее тянуло к нему, но все разбивалось о незыблемую волю царицы. — Я не смогу пустить меч в ход сразу, потому что я вижу только один путь, который из книг. Я не умею защитить себя, а амазонки должны защищать от Ареса мир. Как же быть? Вдруг окажется, что я не смогу встать в ряды достойным воином, только смогу ему петь песни и трактаты? Как мы узнаем, что пришло время?
Вопросов у неё всегда было много, но наставницам почти ничего из них было не задать — они терялись, заминались при ответе и спешили занять ее новыми книгами и дополнительными заданиями. Вопросы внутри неё зрели и заставляли плохо спать, поднимаясь из подсознаниями страшными грозами и сражениями, которые можешь быть были слишком давно, а могли ещё и не произойти.
Она была достаточно взрослой, чтобы понять, что Темискира отрезана от остального мира, что за все годы не появилось ни одного нового лица, но Диана ещё была достаточно податлива и доверчива, чтобы удовлетвориться новой сказкой о каком-нибудь знамении, которое возвестит о возвращении Ареса и заставит сестёр-амазонок вооружиться для великой битвы.
[icon]http://funkyimg.com/i/2KmFv.jpg[/icon]

Об этом нужно было подумать. Рассказ о том, что мама никогда не была ребёнком, что и сестры-амазонки не были детьми, кажется каким-то невероятным, как и то, что Зевс не вдохнул в неё, слепленную из глины, вместе с жизнью ещё и воинское искусство, чтобы она, как и все остальные, сражаться умела раньше, чем начала тренироваться. И больше никто, видимо, не хотел лепить из глины, а, может быть, это было доступно только царице, потому что на острове не появлялось больше детей.
Было над чем подумать и какие ещё вопросы задать маме, но её внимание резко перескочило на куда более волнительный для неё вопрос - тренировки. Впервые, наверное, за всю свою жизнь, Диана слышала прямой ответ и обещание, что ей разрешат тренироваться со всеми, что она не будет вечно покрываться пылью от тяжёлых томов и науки. Принцесса с трудом подавила в себе желание запрыгать и захлопать в ладоши, инстинктивно понимая, что подобное поведение не приблизит заветное обучение. Да и когда будет то обучение оставалось непонятным, хотя и уже обещанным. Приходилось вздыхать и жить дальше так же, как и раньше - тренироваться тайком с Антиоппой, стараясь не попадаться Ипполите на глаза и учить-учить-учить всё то, что казалось ужасно скучным.
Хотя некоторые книги были всё-таки интересны, но их было слишком много, непомерно много и никакого разнообразия, потому что умственный труд не чередовался с физическим.
- Обещаешь? - хрупкий мир Диану волновал, но как-то очень абстрактно. За мир нужно было сражаться, чтобы сражаться нужно было учиться этом и воевать. Война выходила чем-то краеугольным, вроде бы и ненавистным, что нес с собой Арес, которого амазонки были призваны удержать, но, вместе с тем, желанным, без чего весь смысл существования как-будто бы терялся. Это было слишком сложно, чтобы осознать или принять сразу. Задуматься о замкнутости круга, в который она пытается войти, Диана не могла пока или не хотела, с юношеским максимализмом и нетерпением отвергая философию в угоду всему практическому и понятному, что можно потрогать руками. Сложные теории казались так надуманны и искусственны, что в глаза хотелось взглянуть тем странным мудрецам, которым не жаль было времени на такие странные витиеватые рассуждения, от которых ни трава не становилась зеленее, ни на сердце не прибавлялось радости. Это казалось главным критерием из всех, какие существовали, потому что остальное было лишь трудностями, которые взрослые придумывали себе сами. - Скорее призванная усыпить Ареса нудными речами и пыльными томами чьей-то неуемной мудрости, - она тихо проворчала себе под нос, потому что подобная "особенность" как-то звучала непритягательно и даже постыдно. Разве могли слова сделать что-то на поле битвы, когда её и слушать то никто не станет? Да и правильно сделают, что не станут, потому что за это время можно проиграть целую войну. Такого Диана не хотела для себя и сестер-амазонок, поэтому хмуро и исподлобья посмотрела на царицу, не разделяя её воодушевления от такого предназначения. Хотелось чего-нибудь более... героического? О да, куда более героического, чем сдувать пыль с книг, чего-то настоящего, о чем потом не стыдно будет рассказать.
- Разве амазонки могут бояться чего-то? Они же самые храбрые воительницы, самые сильные и смелые! - принцесса с недоверием смотрела на царицу и в голове её никак не укладывались сказанные слова. Всё этой ночью не укладывалось в голове и странно откликалось в сердце. - Я не понимаю, мама, как слова могут сдержать Ареса, когда и среди богов было столько тех, кто мог слагать слова лучше, чем в тех книгах, которые мне приходится читать, но это совсем не помогло. Что должны быть за слова такие, чтобы оказаться сильнее меча? Разве такое возможно? Разве кто-то сможет воспринять всерьёз такого воина, который только и делает, что говорит?
[icon]http://funkyimg.com/i/2KmFv.jpg[/icon]