В зеркале ее встретило отражение, по сравнению с которым врач,  сообшающий пациенту о том, что ремиссия была временной, а сейчас наступает обострение, был бы образцом жизнелюбия, оптимизма и радости. Оно буравило обладательницу взглядом, в котором осмысленность с переменным успехом то появлялась, то угасала осмысленность. Лишь гнетущая мрачность обреченного человека никуда не исчезала, только нарастая. У Джесс не было даже намека на ремиссию. Под глазами пролегали глубокие тени, и понять что было виной: алкоголь или образ жизни, далекий от того, что пропагандируется по телевидению каждый божий день, уже невозможно было определить.
Из крана текла вода - беловато-прозрачная, от нее на милю разило хлоркой, но хотя бы не рыжая, вызывающая тошноту ассоциацией на кровь, и леденящедушу-холодная, часть ежедневной процедуры по сбору себя, изрядно разваливающейся за ночь под влиянием пагубных привычек, главной из которых был вовсе не алкоголизм, а ее разум, который подобно загноившейся ране находился в состоянии перманентного раздражения, воспаления.
Каждое утро одинаковым взглядом сверлить зеркало, умывать лицо студеной водой. Монотонность и повседневность действий забрала ненависть, истерию и страх. Но вместе с этим забрал, точнее даже и не дал появится, надежде на то, что что-то изменится, что взгляд будет другим, что лицо будет не таким, что с водой наконец что-то сделают, как что-то сделают и с ней самой. Джессика ненавидела эту рутинность также, как ненавидела отражение, как и ненавидела тень в углу комнаты, обретающую все более конкретные очертания, оттенки, если начинать всматриваться. И Джонс, черт возьми, начинала. Каждый раз. Будто бы это было частью ритуала, без которого утро не начнется.
Приходила в себя только с отвратительным свистом чайника, от которого чаще всего с похмелья голова раскалывалась только больше. Но свисток не снимала. Обманчивое ощущение того, что если его не будет, то она просто не сможет никогда отвести взгляд от этого чертова зеркала, от этого чертова угла.
Кружка крепкого молотого кофе с небрежным вкраплением коньяка, остывшего, пока Джессика изучала статьи, данные полицейского управления - не ее вина, что паролем стояло имя собаки. Дерьмо. Каждое утро собственное отрожение констатировало ей это. Пророческое слово, описывающее почти каждый день, каждое дело. Ей хватало одного взгляда на то, чтобы понимать, насколько все плохо, интуиция подводила редко.
Она была беспринципиальным детективом с принципами, главный из которых "не влезать в неприятности пока не заплатят и эта плата не будет достойной".  Сейчас же она сидела без дела, и причиной неожиданной благотворительности была паранойя. Шлоттманы разворошили осиное гнездо, Триш, заставившая поверить в борьбу только усугубила. В начале - сомнение. Потом - догадка. А потом ее личный сраньгосподняметр начал вопить. "Я никогда больше не буду читать некрологи" - как в школе во времч отработки наказания мелом на доске сотню раз, только в мозгу, попутно выезжая на место преступления. Ничего полезного. А потом ей на телефон приходит sms с фиолетовым сердечком. Ответный звонок. Отправитель и духом не знает об отправлении.
Закрывая глаза, Джессика глубоко дышит, но чувствует, как поступает удушье.
К кофе едва притрагивается - почти полная кружка летит в умывальник. Фотоаппарат висит на шее как камень у утопленницы, но ей все равно. Очередной рабочий день начался. Джессика знала, кому всучить двадцатку, кому напомнить о старой дружбе. Связи - несмотря на всю свою нелюбовь к социуму их важность нельзя было недооценивать. Именно они помогают незаметно прошмыгнуть на место, смешаться (нет) с толпой копов и судмедэкспертов. Джонс призывно работает вспышкой, с абсолютно безразличным выражением лица, пока не замечает в углу картины стиля поп-арт фиолетовое сердечко.
Мир снова словно бы остановился, а за спиной был ненавистный образ.

Возвращаться в реальный мир тяжело. Все равно что идти сквозь туман, душащий смог. Нельзя понять: идешь ли только вглубь или же на выход. Не было ориентиров - только собственное чутье, больше похожее на звериные инстинкты. Не было границы, где заканчивались воспоминания и начиналось настоящее, поэтому ночной кошмар казался вечным, когда-то и где-то был больше, когда-то и где-то меньше.
Это не было просто, как в кино: закрыть глаза и подышать. Это было почти ритуалом, последовательностью действий, которую было необходимо выполнять тщательно и скрупулезно. Это была огромная работа разума, которая хоть и делала реальный мир реальным, но при этом каждый раз его частичка, хоть и маленькая, но исчезала, из-за чего чувство действенности, неправильности, пластмоссовости.
Легкая дизориентация исчезала через тридцать секунд, и это были самые длинные тридцать секунд в жизни. Каждый раз. В каждой из них могла успевать зародиться и умереть одна маленькая вселенная. И ничего не спасло от этого чувства. Лишь притупить, не спасти.
Она не переводит взгляд на собеседника, продолжая взглядом сверлить собственную победу и поражение в одной фигуре, показывая высшую стадию незаинтересованности. Лишь прокашлялась слегка, чтобы прочистить горло.
- На Кингс-хайвей таких полно, - равнодушно пожимает плечами Джессика. Говорит ли она правду? Нет. Лжет ли? Едва ли. Потому что ничерта не знает, может быть действительно там что-то такое есть. Впрочем, ей все равно. Хотя в Бушвике кажется было что-то, связанное со стрит-артом. Ее это не волновало. Ее спросили - она ответила. И то лишь потому, что это не было тупым подкатом, как обычно бывает с подобной фразой. Во-первых, ни один адекватный человек к ней в жизни не подошел и начал кадрить. Человека с аурой ненависти радиусом в километр любой адекватный человек просто обойдет стороной. Во-вторых, сейчас тут одни копы. Соблазн послать, конечно, велик, но он есть всегда. В основном это просто люди, выпоьняющие свою работу. Насколько хорошо, вопрос иной. Джессика бы сказала, что чуть хуже, чем хуево, и именно поэтому открестилась от любой их помощи, несмотря на предложение Триш. Но портить отношения тоже не стоило.
Из-за чего отвечала. На отъебись, но...
- Нашли что-нибудь подозрительное? - кажется, этот вопрос она уже кому-то задавала, получила неудовлетворяющий ответ, раздраженно вздохнула и начала работать. Ничто не мешало ей попробовать кинуть удочку в другом месте, хуже не... Джесс зарекалась говорить, что хуже не будет, потому что хуже будет: когда-нибудь она услышит Его голос у бармена, когда-нибудь она увидит Его глаза у проходящей мимо девочки и, обернувшись, увидит Его и не сможет нажать на курок.
В любом случае ей нужна информация, каким образом эта информация будет добыта не слишком важно. И тут, покосившись, Джессика поняла: это не коп. ЦРУ? ФБР?  Да хоть КГБ, срать. Хотелось бы так думать, но вместо этого она чувствует себя хреново. Она не любила легавых любого вида, но эти если брались за дела, то о гонорарах приходилось забывать. К тому же они информацией никогда не делились.
Ничего личного, просто бизнес - каждому нужно на что-то жизнь, но все равно ей не нравилось. С другой стороны сегодня акт благотворителтности, с этих дел Джессика не получает ничего, кроме соли на старые раны, и при желании, может с радостью им поделиться. А Он обеспечит, чтобы раны появлялись снова и снова, и снова, и снова...

- Добро пожаловать в Нью-Йорк. - хмыкает. В этом городе никогда ничего не было нормальным. Начиная с Мстителей, заканчивая тем, тем, что ее любимый продавец хотдогов женился и переехала куда-то в Огайо. Сволочь. С другой стороны Джессика была в состоянии его понять, и сама бы сволила, правда куда-то в Миссури. Но вот она здесь. Мертвая точка, которую она поставила на своей жизни. Поэтому ничего не меняет, не хочет менять, оставшись там, где была.

Возможно, предъявлять претензии, высказывать свое недовольство городу не слишком достойное поведение для взрослой женщины. Что же. У этой взрослой женщины есть оправдание. Мнение. Она недолюбливает людей, атмосферу, которую они создают. Что хуже, она недолюбливает и себя за то, что все равно остается и останется.

Она поворачивает голову в сторону этого копа. Едва ли он сам знал, насколько прав. «Кто-то» — в мыслях поправляет Джессика, по спине бежит холодок, но внешне она остается невозмутимой. Если дело касается Кигрэйва... Хотя, почему "если"? Оно касается этой мрази, касалось и до этого. Чертова игра в кошки-мышки, в которую играть должны они вдвоем.

Другие могут вмешаться. Это же сраная Америка - страна свобод, но с этой прекрасной свободой они успешно бысьро закончат свою жизнь. Тот немножественный  случай, когда полиции действительно лучше бездействовать. В ее безразличном взгляде на мгновение вспыхивает эмоция - оценка.

Суицид - самый простой путь. Не только для самоубийцы, но и для служителей закона. Никаких вопросов. Никаких лишних телодвижений и затрат энергии. Убийца есть. Убийцу даже не пришлось ловить. Все закончилось быстро. Поэтому случаи, когда это очевидно не так, но где-то есть возможность в пользу этой версии. Он понял. Более того, не просто понял, но и кажется имеет серьезное, хоть и абсолютно бесполезное намерение разобраться. Джессика могла бы предупредить, сказать, о том, что расследование приведет в тупик не только здесь, но и в любом другом месте, что подобное может стоить и жизни.

Но Джессика этого не допустит. Все равно легавые будут копаться в том, что он творит, слишком долго. К тому же ей не нужна лишняя слава и лишние вопросы. «Угрожало...» Угрожает ли Он?

Да?

Нет?

Возможно. Он не отдает себе в этом отчета. Он просто хочет и делает. Эта непоследовательность наравне с его умением создавать гениальные пошаговые планы заставляет истерически смеяться. Неправильно, как и неправильна вся его натура. Как неправильно его существование.

Джессика понимает, что в какой-то момент позволяет этому взять над собой слишком много контроля. Снова чуть не потеряна связь с реальностью. «Мейн-стрит»... Почему-то она верит в силу этих слов. Снова и снова. Пока не пройдет.

Либо она выглядит действительно отвратительно, либо этот детектив слишком проницателен. В любом случае, ее здесь действительно больше ничего не держит.

- Едва ли, - сухо говорит Джессика. - Простите, мне пора. Дела не ждут.

Резко разворачивается, и торопится уйти. С каждым ударом сердца, чувствует себя все более уязвленной. Когде телефон вибрирует, она даже не смотрит. Сжимает в руке настолько сильно, что он превращается в набор микросхем. Блять. Надо было покупать Nokia. И гонораров на новый предмет для нежеланных коммуникаций нет.

С другой стороны он ее не достает. Не будет же он ей писать письма? Не будет? ..

Попытка скрыться хоть от чего-то приводит в книжный. "Как бросить курить за 30 дней", "Нью-Йорк Таймс", "50 оттенков серого"... Этому обществу не помешал бы хороший геноцид.

Будильник, трахающиеся сволочи этажом выше и стук в дверь - звуки, вызывающие у Джессики Джонс активную агрессию и лютую ненависть. Или как минимум очень неприязненные ощущения, которые она малодушно возводила в абсолют и жила себе спокойно дальше. И все же, как сказывала Триш, во всем есть свои плюсы.

В стуке - новый заказ. Или очередной недовольный сосед, которых Джонс скоро будет из окна скидывать, потому что задрали. Поэтому хоть и с неохотой, но в первую очередь Джессика надеялась на клиента. Хотя бы деньги. Увы, без них жить как-то особо не получается.  Есть, конечно, там всякие, кто и по помойкам шныряет, и живет там же недалеко

И... Либо клиентская база начала соответствовать сервису, что на самом деле не в первой, к ней захаживали... Всякие. Не всякие выходили целыми, но пара поломанных костей еще никогда никому не мешала. Но обычно к ней так не захаживали, соблюдали какой-то свой особый этикет просящих, прохожий на паломничество к мощам какого-нибудь святого. Скромные взгляды, раболепный тон, всхлипывания...

Утрировано до невозможности, но было бы приятно думать, что все именно так. Однако, вспоминая мем "Ожидания\реальность"... Реальность отстой, это Джессика поняла ещё до того как приоткрыла дверь (она научилась не открывать дверь нараспашку сразу, только маленькой щелкой, потому что бывало всякое (под всяким подразумевались люди)), ещё гораздо давнее, просто это только подтвердилось, когда она увидела это лицо.

"Блять". И это было самым цензурным, что пришло ей на ум. Она бы и вслух произнесла, даже при этом не устыдившись, но ей следовало решить для себя откуда про её существование вообще прознали (Если это Стэн, то она убьет его, честное слово) и зачем, собственно говоря сдалась. И кто это такой умный, конечно же.

- Предъяви удостоверение и ордер, - Джессика не церемонилась, потому что знала: за ней нет никаких проступков перед законом, пока нет, и сделать ей ничего не могут. Хорошо дружить с адвокатом, резко узнаешь, что у тебя, оказывается, есть права, а не только обязанность перед государством оплачивать эти дурацкие счета.

Джессика заняла оборонительную позицию, уперев руки в бок и хмуро разглядывая копа. Точнее, не совсем копа. Насколько процентов она показывала свое недружелюбие? Сто десять, постепенно приближаясь к сто двадцати. Она свалила именно из-за того, чтобы и не было всех этих расспросов, чтобы никто не рыскал и не доставал её. Изначально она ничего  к нему и не имела, но теперь, когда начинается постепенное вторжение в её личное пространство, она имеет полное право показать недовольство.

А уж соседи явно как не рады-то будут... Кто-то жалуется на то, что девушки к себе мужиков водят, а кто-то вон, представителей закона.
Их счастье, что Джонс настолько адекватна, чтобы не зазывать Железного Кулака, Сорвиголову и Кейджа при параде.

"Приятно познакомиться,  а теперь проваливай" - подобный план очень соблазнял Джессику. Если быть точнее, то даже его вторая часть. А что? Он честная, ей неприятно. Новые знакомства Джесс не заводит из желания, по большей своей части, иногда даже и она способна на то, чтобы положить глаз на кого-то,  но из необходимости. К тому же, эти знакомства держатся недели.. Две? Неделю? Учитывая, какой вязкой была ее жизнь, иногда разбираться в том, сколько времени происходило с одного непримечательного момента до другого, было трудновато. Не невозможно - Джонс была адептом веры в то, что если человек чего-то хочет, то он может поднять свою ленивую задницу и сделать. Но... Да, все заключалось в том, что Джессика не хотела, и у нее на то были свои причины, которые она не раскрывает даже самой себе.

Цепким и колючим взглядом она изучает удостоверение, слегка хмурится. Великолепно. Ордера нет? Еще лучше, хотя и ожидаемо. Запугивать? Отлично, хоть один легавый признал, чем они на самом деле там занимаются. Не то, чтобы Джессика и так этого не знала. Может, знала лучше всех - паранойя, спасибо, родная.  С другой стороны... Этот Грэм прав: едва ли ее можно запугать. Нет, не из-за того, что она дофига бесстрашная. Наоборот - она настолько запуганная той жизнью, что едва ли кто-то или что-то ее способен напугать.

Это так неспешно, что смешно: какой-то цвет, какие-то сердечко пускают по её спине дрожь, в то время как дуло пистолета, приставленное к виску едва ли вызывало в ней что-то, помимо раздраженного вздоха. Жизнь - дерьмо. Что хуже, жизнь дерьмо, которое пытается в высокоинтеллектуальный юмор. Почти у каждого есть такой друг, а посему каждый может удостовериться, насколько этот юмор убог.

Джессика думает. От мыслей хмурится еще больше, потому что перспективы её не радовали. Соблазн закрыть дверь и забить был велик. Очень. И рука Джессики даже дрогнула, настолько ей этого хотелось. Но добыть ордер не проблема, сейчас можно даже на чих его получить.  А если вспомнить, столько за Джессикой грешков.

Спаси, Мэттью Мердок, и сохрани. Спаси и сохрани.

Но настроения на разбирательства, пусть и отложенные на потом, такого уровня у Джонс не было. Она и так ненавидит это - когда ты из настоящего откладываешь что-то тебе из будущего, и когда будущее наступает, ты ненавидишь себя из прошлого. И приходилось разбираться со всем этим дерьмом в режиме реального времени.

- Зачем? - Джессика Джонс решает ничего не решать. Пока что. Этот мир так обожает крайности, контрасты - или черное, или белое, или с нами, или против нас. Мир ненавидит нейтралитет, мир ненавидит, когда кто-то бездействует. Поэтому Джессика прекрасно понимала, что просто тянет время перед тем моментом, когда ей как Нео придется выбирать между одной пилюлькой и другой. Только он был избранным, а Джонс неудачницей.

-  Раз ты знаешь мое имя, то знаешь и чем я занимаюсь, - намеренно продолжала гнуть линию поведения абсолютной задницы, обращаясь на "ты" с представителем закона. С другой стороны... Это было почти приятно. Будто бы маленькая месть за причиненные неудобства, а уж в том, что неудобства будут причинены, она не сомневалась. По той простой причине, что они уже есть. - Я просто занимаюсь своей работой. Вы, копы, не лезете в мои дела, я - в ваши. Зачем я понадобилась?

Джессика повторяет.
На кухне ее ждет виски. Это единственная из причин, не позволяющая ей сорваться и хлопнуть дверью.