То, что говорят пациенты на первичной консультации, не так уж интересно. Если быть откровенным, то подавляющий процент людей за всю свою жизнь не произносит ничего интересного, но первый сеанс у психотерапевта вдобавок к этому носит полностью постановочный характер. Человек точно знает, что и как собирается сказать, поэтому большее значение в знакомстве и предстоящем сотрудничестве имеет то, о чем он не говорит. Джеймс Мориарти, например, ничего не сказал о рискованном соседстве «Сломанных хризантем» на терракотово-красной стене с лазурной банкеткой в стиле рококо и кожаными анатомическими атласами в шкафах – хотя риск определенно заметил. Оттягивать время, прежде чем в первый раз сесть в кресло и оказаться лицом к лицу с собой, естественно, это создает иллюзию контроля над ситуацией (или, как любил повторять давний клиент, любитель эротической асфиксии, «перед смертью не надышишься»). Однако в таких случаях принято задавать вопросы или делать комплименты, чтобы оправдать задержку, а мистер Мориарти проявил любопытство, сделал вывод и оставил его при себе. Это выдавало в нем не только любовь к контролю, но и внутреннюю раскрепощенность относительно времени сеанса, которое он в действительности имел право провести даже молча уставившись на грудь неизвестной флорентийки, рисунок которой висел в противоположной части кабинета. Подобная раскрепощенность была отличием деловых людей – и социопатов, но на социопата посетитель по первому впечатлению не походил.

Стиль «немного не так» начинался в нем с отчетливого дублинского акцента, продолжался закругленными воротничками сорочки от Харт и завершался ароматом Straight to Heaven – парфюм, которому в названии не хватало разве что пары восклицательных знаков. Унисекс, пиратская романтика, на мужчинах часто пахнет алкоголем, в данном случае сильнее проступает мускус с жасмином.
Спреццатура в расцвете, впрочем, ожидаемая при такой нервозности жестики.

— Супруги Берк — добрые знакомые, — Ганнибал Лектер откликнулся на благодарность наклоном головы.

Он находил чрезвычайно забавной систему рекомендаций в своей профессиональной среде: финансист, панически боящийся зеркал из-за детской считалки про чудовище со свиным рылом, рекомендует певицу, сексуально одержимую своим пятнадцатилетним пасынком; та, в свою очередь, приводит пластического хирурга, которому кажется, что состояние сна под наркозом – это приглашение к соитию, и так далее. Было приятно думать, что в этой цепи звенья соединены между собой одним и тем же уродством, наращивающим концентрацию в геометрической прогрессии.
Звено Мориарти стояло сразу после звеньев очень разных диагнозов двух довольно образованных людей. Они отзывались о нем как о блестящем уме. Ну что ж.

Доктор Лектер дождался, когда стремительный выпад собеседника буквально швырнет его в кресло, и только тогда опустился напротив него, откинувшись на спинку кресла и соединив вместе кончики пальцев.

— Проблема может быть не уникальна сама по себе, — спокойно возразил он, дослушав до конца. — Тем не менее, каждый, кто с ней столкнулся, вносит в нее собственную уникальность – в противном случае психиатрию давно заменил бы универсальный сборник из десяти способов преодоления навязчивых мыслей, — поставить психиатрию на конвейер – мечта большинства коллег, воплощающих ее невзирая на очевидную пещерность воззрений и средств. – Насколько я понимаю, ранее вы не обращались к терапии. Прежде чем мы продолжим, позвольте задать вам вопрос: почему именно сейчас? Двадцать лет – это долгий срок. Что побудило вас встать утром и решить, что вам необходим врач?

Доктор Лектер задержался взглядом на серебряной обертке с зазубренным краем, из которой гость извлек пластинку. Его слух отчетливо улавливал звук жевательных движений и перемещения слюны с одной стороны слизистой рта к другой. Он мог бы с уверенностью сказать, что мистер Мориарти способен прилепить жвачку под полированную столешницу, и сделать это не от отсутствия воспитания, а потому, что это произведет на собеседника культурный шок. Его качелеобразные рассуждения, расцвеченные ярлыками биполярного расстройства подобно рождественской ели, можно было бы разобрать на цитаты для учебников, но среди всех клинических терминов был один, не меняющийся от сути слов, пусть и чуть менее официальный. По-видимому, на протяжение упомянутых двадцати лет, а, скорее всего, и дольше у мистера Мориарти свербило.

Жевать в процессе разговора неприглядно  — точно так же неприглядно, как привлекать в беседу другую пациентку, связанную с врачом узами конфиденциальности.

Технически ничто не мешало Джеймсу Мориарти лично знать мистера и миссис Майерс, невзирая на то, что его рекомендации были из другой «ветви». Технически весьма интригующим совпадением было то, что спустя неделю после кончины мистера Майерса он сидел в кресле на первичной консультации и предлагал обсудить этот случай сугубо в качестве примера.

Сеанс показался Ганнибалу Лектеру интереснее. Убрав ладонь с чистого черного кожаного ежедневника, в котором полагалось сделать первую запись, он практически неприметно сощурил глаза и, не разрывая ровного зрительного контакта с пациентом, подумал сразу о нескольких вещах.

Во-первых, о том, что посетитель напомнил ему о классическим мысленном эксперименте Шредингера, и было бы неплохо освежить в памяти оригинальный текст статьи.

Во-вторых, о том, что съесть часть печени мужа имело для миссис Майерс хороший терапевтический эффект, пусть она об этом и не подозревала. До сих пор тот питал только ее депрессию, стабильность которой, сказать по правде, Ганнибалу до оскомины надоела. Супруг Майерс заочно надоел ему еще сильнее, и от того, чтобы выпустить из этой свиньи четыре литра крови и скорректировать лечение еще раньше, его останавливала лишь их пятилетняя дочь. Когда мистер Майерс решил оставить семью, он сделал свой выбор.

В-третьих, о том, что он совершенно согласен с выкладкой о справедливости случившегося, но присутствующий в ней элемент намека на то, что вдова слишком быстро утешилась, лишает ее ценности.

В-четвертых, о том, что выведенный парадокс действительно неплох. Вопрос действительно только в том, насколько именно лучше мир сделает смерть оратора.

— Я предпочитаю даже в теории не назначать цену за свою жизнь, потому что именно это ее бы обесценило,  — вопрос, рассчитанный на эпатаж, не заслуживал нестандартного ответа.  — Значит, вас привел сюда парадокс. Судя по тому, как вы говорите, вы много думаете о парадоксах. Как считаете, если бы ваш мозг перестал постоянно их вычленять, вам больше не хотелось бы умереть?

И кое-что гораздо более приземленное, поскольку, суицидальный или деловой, человек явно хотел поговорить на эту тему, и в силу ряда обстоятельств доктору Лектеру было небезразлично, чего именно он от этой темы хочет.

— Утрата действительно всегда провоцирует в нас чувства, которые вне этого состояния показались бы нам гротескными. Вы с другом были близки. Скажите, помимо всего, что вы сейчас произнесли вслух  — вы испытываете злость на его супругу? Вам кажется, что, невзирая на все его пороки, сейчас она, принимая друзей, предает его память? Вы ее вините?

Джеймс Мориарти открыл предложенную ему дверь достаточно широко, чтобы вылететь в нее. Если кто-нибудь не намекнет, вот как? На этой фразе  в глазах доктора Лектера на мгновение сверкнули веселые искорки, игрой света отдающие в красный цвет.

Менее чем за минуту посетитель скатился с уровня циничного философа маниакальной фазы с навеки неутолимой потребностью во внимании до уровня вульгарного коллектора, с ленцой тянущего  свои прозрачные намеки и невзначай демонстрирующего оттянутый пистолетом карман. В конечном счете, он все же оказался деловым человеком. Не частный детектив и не полицейский под прикрытием, эти сорта мяса невозможно ни с чем спутать. Возможно, он блефовал, подразумевая, что ему известно, кого именно полиция допрашивала по этому делу, а кого нет. Возможно, он действительно это знал. Так или иначе, у него было достаточно связей, чтобы влиться в круг балтиморской элиты с придуманными или настоящими проблемами в головах, и ему очень хотелось узнать, что не кто иной, как вдова окончила жизненный путь Джона Майерса.  

Здесь Ганнибал ничем не мог ему помочь: он точно знал, что ни одного из двух опознанных Джонов Майерсов его пациентка не убивала. Первого, и, он был вполне уверен, настоящего, убил он сам. Второй, найденный в разбитой всмятку машине Майерса, был любопытным довеском, но Линда не имела отношения и к нему. Она не имела должных актерских способностей, чтобы изобразить такую истерику в телефонном звонке: "доктор Лектер, они нашли, нашли Джека, опять!".

Он окинул взглядом темный компактный силуэт у окна, неплохой контрастирующий с широкими полосами на шторах. Хотя дело окончательно проявило отчетливое денежное амбре, мистера Мориарти нельзя было назвать заурядным кредитором или претендентом на наследство. В нем чувствовался ум, и зачем бы он на самом деле ни желал обнаружить убийцу, он действительно мог причинить ему некоторые неудобства, скажем, не обнаружив требуемого качества в миссис Майерс и принявшись копать дальше.

Было довольно легко дать ему то, чего он хочет, и отправить его по следу Линды, но доктор не рассматривал этот вариант ни на секунду. Причина была проста: Джеймс Мориарти пришел сюда обманом и пытался вытащить информацию угрозами, завуалированными под заботу. Это было весьма грубо. Пожалуй, он имел все шансы разрешить свою проблему с суицидальными мыслями (очаровательно, но доктор Лектер был практически уверен, что насчет них гость не соврал) радикальным способом. Любопытно, если вколоть ему амила с ангельской пылью и предложить отправиться на тот свет, какой способ он выберет? Должно быть, что-то, связанное с оральной фиксацией.

...Но, как говорят на факультете клинической психиатрии в университете Хопкинса, никогда не убивай пациента на первичной консультации.

Ганнибал Лектер снял ладони с подлокотников и минималистично-собранным движением поднялся с кресла.

 — Вы оказываете давление, мистер Мориарти, - проговорил он на пару тонов мягче, чем прикрикивал на истеричек мужского пола, приводя их в чувство. — Прошу, не спорьте. Я считаю это неприемлемым как в отношении моей пациентки, с которой меня связывают узы конфеденциальности, так и в отношении себя. Я вынужден отказать вам в терапии и прошу покинуть мой кабинет. Чек вам, разумеется, вернут. 

Пройдя к двери, он распахнул ее, не оставляя места для апелляции.

 — Что касается вашей проблемы, не связанной с мистером и миссис Майерс, то я считаю ее реальной и довольно серьезной, и если вы действительно захотите пройти лечение, буду готов порекомендовать вам другого специалиста. Саморазрушение - опасный путь, и мне бы не хотелось, чтобы ваш текущий по рельсам клубничный джем лег ко мне на совесть.

Произнеся это, доктор Лектер вполне благожелательно улыбнулся.

Отредактировано Hannibal Lecter (2018-10-25 16:26:51)