Джон Диане спуска не давал. Он помнил наставления, что надо себя вести хорошо и прилично, и что донимать взрослых чересчур большим количеством вопросов, тоже знал очень хорошо. Но всё как-то само собой выходило. Наивно было ждать от Джонатана Кента смирения, когда целое настоящее путешествие. Без приключений, как у них с Карой всегда случалось, по крайней мере, пока, но тоже очень неплохо. Jon Kent
- Ты мог меня убить, но не сделал этого, лишь устранил цель, - признала Наташа. - Это больше, на что можно было бы рассчитывать. И означало, что в той или иной степени, но все они обходили систему. Находили лазейки и оправдания, какими бы они не были. Какое-то время Наталья самодовольно думала, что это её повышенная живучесть. А потом пришел опыт: как дерутся враги, как дерутся на смерть, как дерутся театрально, как дерутся для отвлечения внимания. Нет, это не она живучая - это ей позволили жить. Может, Баки будет проще жить с этой мыслью. Natalia Romanova
Хотя на самом деле веселого в этом было мало. Один был могущественным царем, добрым и справедливым, но как родитель… как родитель он поступал зачастую странно, всё чаще и чаще раня своих детей вместо того чтобы поддержать их. Всеотец вовсе не был глупцом, скорее всего у него был какой-то план, какая-то цель. Вот только Сигюн было не постичь ни мудрых целей, ни тайных планов. Ее сердце просто болело за детей, на чьи плечи легло исполнение царской воли: за Локи, за Тора. И даже за Хелу. Sigyn
Но, к прочему, Фрост не чувствовала ничего и ни к кому и даже порой не различала своих жертв на женщин и мужчин, ей нужна была просто их энергия. Но Фрост и правда восхищалась тем, как Эмма разбирается со встретившимися на их пути охранниками. Они были похожи, обе властные, знающие, что им нужно и идущие к своей цели Ледяные Королевы. Чертовски крутая команда… но команда ли? Caitlin Snow
Человеческая природа удивительна и многогранна, почему-то имея свойство направлять все самое многообещающее в то, что способно уничтожать других людей; в итоге - самих себя. И даже он, Капитан Америка, не являлся исключением данного правила: просто моральная составляющая исходного материала оказалась лучше, чем полагалось машинам для убийств, и "появиться" ему посчастливилось во время, когда мораль и символ были куда важнее бесстрастного убийцы. Steven Rogers
flycross |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » flycross » King of the Clouds » Не твоя смерть [Sherlock BBC]
Не твоя смерть
Но я слишком долго был знаком с руинами, чтобы не любить опустошение. (с.) Лорд Байрон
Animal ДжаZ - Не твоя смерть
◦ участники ◦
Victor Trevor, Eurus Holmes◦ декорации ◦
Гайд-парк, дождь, 2,5 года назадИз всего множества путей, дорог и времён они выбрали именно это, именно это и должно было случиться, потому что они давно идут по этому замкнутому кругу, который создали сами когда-то очень-очень давно.
Отредактировано Eurus Holmes (2018-11-26 00:00:29)
Туманный Альбион. Красивое название, безумно романтично-поэтичное. Вот только в определенные дни (эдак с полгода точно) Алану казалось, что логичнее было бы назвать эту местность Альбионом Дождливым. Туманы тут не так часты, да и название прицепилось лишь в период промышленной революции, когда смог от угля едва ли не скрывал город под собой.
В остальные дни шел дождь.
Наверное, ни в одном другом языке мира нет такого разнообразия оттенков для обозначения этого погодного явления, как в английском. Легкая моросящая дымка, проливной дождь, ураганный ветер с дождем, град, радужный летний дождь - для всего есть свои слова. Очень удобно! Поистине, страна вечный зонтиков.
Вот и сейчас то там, то тут раскрывались друг за другом зонты, и набрасывались капюшоны на головы. На улице занималась легкая морось, но это - пока что, ибо дождь - явление крайне коварное. Тебе кажется, что он будет идти вечно, но через минуту буквально выглядывает солнце. Или наоборот: вот, вроде бы, была тишь да гладь, а уже через пару минут не знаешь, каким боком спрятаться под зонт так, чтобы хоть один кусочек тела остался сухим.
Прохожие реагируют на погоду по-разному. Кто-то спешит спрятаться, кто-то наоборот - задумчиво останавливается. Морось то усиливается, то стихает совсем, уступая место тишине и покою, да столь любимому Аланом запаху мокрой травы. Этот запах невероятно вдохновляет его почему-то.
Наверное, именно поэтому окна в его квартире почти всегда открыты после, а то и во время грозы. Частенько даже сам - вот как сейчас, - выходит на улицу, чтобы побродить по парковым дорожкам и послушать стук капель по листьям.
Повезло, все-таки, что удалось снять квартиру около этого подобия оазиса. В дождь тут даже лучше: не так много людей, почти что - пустой театр.
И подмостки из скамейки можно сделать отличные. А рядом, кстати, еще и фонтан, бортик которого даже пошире будет: очень удобно ходить.
Конечно, выглядит со стороны наверняка очень странно, но мало ли в Лондоне странностей? Он в этом списке будет в самом низу рейтинга.
А посему...Почему бы и нет? Почему бы не устроить себе лишние пятнадцать-двадцать минут репетиции перед завтрашним выступлением? Театр на сегодня закрыт: у персонала тоже бывают выходные. Да и если бы его заметил руководитель, то все равно выгнал бы, приговаривая, что отдыхать тоже полезно.
А здесь хорошо: относительно тихий уголок, где можно в свое удовольствие декламировать строчку за строчкой, представляя свет рамп и зал вокруг. То повышая, то понижая голос, полностью погружаясь в происходящее в своей голове, Алан довольно скоро перестает замечать окружающий мир.
В процессе он сбрасывает с плеч пальто, ибо это уже не пальто, а плащ, кинутый на землю (скамейку) жестом бойца, готовящегося к сражению. Впрочем, еще этот импровизированный плащ защищает и скрипку, которую Тревор только что забрал из мастерской. Расстроились струны, так что вот он и направлялся оттуда домой через парк. Совершенно незапланированная остановка - вполне в его стиле.
Спонтанность и переменчивость - одно из качеств, временами заводившее Алана не только на окраины Лондона, но и в другие страны. С труппой он побывал в Европе, где умудрялся бродить по таким местам, куда не догадались бы заглянуть любители обычных экскурсий. Изучал, изучал и снова изучал все вокруг: жизнь бродяг и торговцев, банкиров и врачей, просто прохожих-теней и прохожих-звезд, приковывающих к себе внимание.
Совершенно не обязательно иметь статус и быть всемирно известным, чтобы быть звездой. У некоторых эта яркость почти обжигает, стоит взглянуть им в глаза. Такие взгляды он любит: они - живые.
И такой ловит внезапно на себе.
Точнее, даже сначала не понимает, что именно поймал. Просто чувствует чужое внимание и рефлекторно поворачивается, продолжая говорить заученные строчки. А глаза тем временем в поиске источника: бродят, мечутся по прохожим, зонтам, отражениям.
Ищут-ищут.
И наталкиваются, заставляя разбиться сосредоточенность, споткнуться в слове, но лишь на долю мгновения. Маска слишком крепка, чтобы дать широкую трещину разом.
Алан улыбается кончиками губ, показывая, что заметил взгляд. Потом кланяется, сопровождая жест отрывком из монолога Гамлета к Офелии.
Вы отречётесь так же и от Бога.
Вы ничего не поняли, милорд.
Куда идём, туда нам и дорога. (с.)
Тик-так, кап-кап.
А где начало, где конец? Она промокла уже до глубины души, наверное, до самого естества и сущностей, с которыми даже сама не была знакома и боялась познакомиться, но внутри глухо, подстраиваясь под звуки дождя, звучало сердце. Сердце отмеривало ритм, задавало тем и гипнотизировало, отправляя в собственный лабиринт идей, из которого никакая Ариадна не выведет, задохнётся от отчаяния и клаустрофобии, даст обет молчания и исчезнет навсегда.
Где граница между бытьем и небытием?
Доля секунды между "тик" и "так", когда здесь ты есть, а в следующий момент тебя нет - это интересно, это завораживает, это заставляет уважать тишину и вслушиваться в звуки с болезненным надрывом.
Её привычка к белому (белые стены в камере, белые одежды, обувь, только волосы слишком черные) выплескивается в большой мир, остаётся белыми плащом и зонтом, но зонт остаётся лишь тростью, от дождя под ним Эвр не прячется, накидывая вместо этого тонкий палантин, на удивление, красный, напоминающий свежую кровь.
Очень сложно думать, когда идет дождь, на него просто смотришь и погружаешься в совсем иное пространство.
В этом пространстве старый-добрый парк подходит как нельзя лучше - не та погодка, чтобы сюда устремились сотни страждущих глотнуть "свежего" воздуха в душегубке задымленного Лондона. Такой нелепый, такой примитивный самообман, но ей нравится этот театр абсурда, совершенно иррациональный и уродливый, как опухоль. Это было интересно.
Кап-кап, тик-так.
Внутри секундомер и таймер - часовой механизм, отмеряющий срок до кульминации, но времени ещё достаточно, чтобы засунуть руки в карманы плаща, повесив зон небрежно на запястье и задевая им иногда прохожих. Прохожие недовольны, Эвр всё равно.
Эвр читала, что есть страны, где в это время не бывает дождя: где-то лежит снег, где-то печёт солнце. Эти частности не имели значения, потому что главным была лондонская сырость, так резко отличавшаяся от стабильности ее камеры-аквариума с постоянной влажностью, стабильной температурой. Статичный аквариум, но даже аквариумисты знают, насколько ко важно воссоздать некое подобие экосистемы и естественных условий обитания. Стоячая вода - мертвая вода; Эвр надоело смотреть на глупых охранников через стекло, поэтому дождь воспринимался как нечто отличное, являющее собой пусть и элемент дискомфорта, но заставляющий меняться.
Ей очень нужно было измениться, смыть с себя холодный свет тюрьмы, медицинскую белизну своих одежд, чтобы затеряться в толпе до поры до времени. Чтобы охотиться нужно научиться мимикрировать, сливаться с окружающим миром, будучи хищником прикинуться безобидным жвачным животным, прожигающим жизнь так же, как все добропорядочные идиоты.
Как же так, что вот ты был, а вот ты прах?
От влаги волосы становились ещё кудрявей, чем обычно, а просохнуть окончательно можно было бы только сменив страну, но кто станет её искать сегодня здесь? В центре города, в так любимом обычными гражданами парке? Смешно, даже Майкрофт не настолько параноик, чтобы догадаться посмотреть у себя под носом, но для него у неё будет ещё предложение; не сегодня. Сегодня ноги сами ведут куда-то вглубь, а подошва у сапог такая тонкая, что, кажется, она и сама вся из воды.
Секунду назад ты был никем, а сейчас - всё.
Преобразование подобия или инверсия? Скорее второе, выворачивающее мир на манер пододеяльника, делающее бесконечно далекое невероятно близким, а близкое - недоступным. И вот уже Эвр пожирает глазами мужчину, может быть, спрятанный под плащом кофр, может быть - движения, но плечи трясет от внезапного неконтролируемого смеха. Кто бы мог подумать, что вероятность сложится именно так - прекрасное zero, которое никто и никогда не ждёт.
В этом чувствуется что-то от фатума, только чувствовать невозможно - слишком много дождя.
Слова Офелии, чуждой и чуждые Эвр, складываются сами; где-то в этот момент она понимает, что складывается куда лучше, интереснее и волнительнее, чем можно было бы спланировать. Вроде бы был идеальный план, теперь - эстетский, настолько бьющий по больному даже её, что хотелось аплодировать уже сейчас и утопиться наконец-то, как и полагается приличной Офелии, почему бы и нет? Красивый конец дурной истории с огнём, водой и играми с памятью.
Она почти в эйфории от осознания всей картины и от того, что у партнёра только пара пазлов, которые он и не думает пока соединять. На самом деле - больше, у него, как и у неё, есть всё, кроме желания увидеть в них целое, но он уже видит её, выходит, что другого пути он сам себе не захотел. Улыбка скользнула по губам; действительно, такому Гамлету только такая Офелия и нужна.
И короткое сообщение: "Видишь ли ты меня?".
Видит, но нужно увидеть.
Короткая вибрация в кармане брюк: не обратил бы внимания, если б не мелькнувшее на секунду подозрение-озарение. Они ведь собирались встретиться, верно? Может, его уже ждут?
- Редко встретишь знатока классики, - полуулыбка, негромкий голос, стоило подойти ближе. Было бы глупо бросаться к смартфону сразу же, отвлекаясь от изучения столь любопытного явления перед собой. Поэтому коротко извиняется и уже, лишь подойдя ближе, достает телефон и смотрит на экран.
Улыбка становится шире.
- Даже если бы был слеп, услышал бы, - непонятно, то ли ухмыляется-насмехается, то ли действительно восхищен чужой памятью. Один из самых легких путей к завоеванию расположения другого человека - это путь сходства. Покажи, что также хорошо разбираешься или хотя бы столь же заинтересован в том, что интересно твоему визави. И все! Начальная тропинка в лес доверия и привязанности тебе обеспечена.
- Вот только глаза совсем не Офелии, - слова могут показаться грубыми, однако вовсе не осуждает. Наоборот: внимательно смотрит с легким прищуром, словно профессиональный искусствовед перед картиной. - Скорее, взгляд Ипполиты-воительницы, - задумчиво отмечает.
Профдеформация на лицо: подборка образов происходит автоматически, аналогии проводятся слишком быстро, минуя осознанные реакции и напрочь пропуская все условности вроде "- Привет, это ты, да? А как, а что, а почему? А как дела? А давай поговорим о погоде?"
Ненавидит условности. Возможно, будь они совсем не знакомы.... Хотя, нет. Даже с абсолютно незнакомыми людьми Алан старался отходить от шаблонов. Конечно, время от времени приходилось их соблюдать (при очередном прослушивании или знакомстве с будущими коллегами лучше особо не выпендриваться). Если же требовалось наладить общение на улице - вот как сейчас - то обычно отсутствие стандарта срабатывало куда лучше.
- Дождь или крыша? - чуть улыбается. Очевидное предоставление выбора: ему-то абсолютно все равно, где разговаривать (если только при сильной грозе будет слегка не комфортно одновременно стирать потоки воды с лица и вести светские беседы). Сейчас грозы нет, так что можно вполне либо прогуляться до какого-нибудь сухого места, либо остаться наслаждаться типично английской погодой.
Они уже общались до этого по сети. Тревор не помнит момент, когда разговоры перешли с сугубо деловых и с выставленными личностными границами на довольно личные темы. Хотя...в его случае личным являлось даже отношение к работе. Со многими своими знакомыми о работе не мог говорить полноценно: либо тем не хватало знаний, чтобы понять его восторги по поводу новой интерпретации Данте или прочтения образа Менелая, например. Либо сферы интересов вовсе не пересекались, и попытки честно ответить на банальный вопрос "как прошел твой день?" приходилось обрывать на середине. После чего, разумеется, слушать то, что уже было не интересно ему.
Конечно, такими были не все. Он отлично проводил время с друзьями-коллегами: уж тем общих было в этом случае не занимать. Точно также вполне мирно сосуществовал с сообществом, куда входили лондонские любители искусства: галереи, театры, кинокритики. Вот только у этого бомонда редко находится время на "поболтать" вечером по сети.
А временами хотелось. Даже простые разговоры не о чем временами были в радость. К тому же, по сети можно не держать физическую маску: не нужно обдумывать движения, тембр, интонации и ширину улыбки или наклон головы.
Да, контролировал и это. К каждому собеседнику подбирался свой образ, в который легко вживался, практически не испытывая проблем с эмоциональным выгоранием от несоответствия.
Здесь все иначе. Судя по прилетающим на экране вопросам, собеседница - человек очень глубокий и умеющий "зрить в корень". Таких бесполезно обманывать, а значит, можно расслабиться. Правда, даже с ней Тревор какое-то время перебирал маски - просто по въевшейся привычке защищаться от мира за арлекинской одеждой. Потом бросил, перейдя с режима "это, разумеется, я, а не очередной образ" на режим "смотри, какой интересный костюм я нашел, тебе нравится?".
- Здесь неподалеку есть отличный кофе, пирожные и галерея. - полувопрос-предложение.
Глаза в глаза – совсем не так, как буквами в сети; здесь только те маски, которые самые родные, которые успеешь быстро надеть, а там все маски человеку придумываешь ты сам. Написанное человек озвучивает так, как хотел бы услышать сейчас, надевая на человека за экраном собственный, удобный и понятный, как универсальный перевод, искажающий слова и смысл, а оттого наиболее верный и приемлемый. Каждый хочет обмануться, каждый хочет довериться и прочесть отражение своих мыслей, лицом к лицу такое сделать сложнее, пропадает приятная иллюзия взаимопонимания и взаимоудобства.
Заставляет вслушиваться, хорошо: всё лучше крикливых мальчишек, играющих в пиратов, всё лучше капризов Шерлока, который не слишком, казалось, изменился. Смерть им обоим пошла на пользу – он и она? Гамлет и Офелия – аллегорично, особенно в их случае, только поменяться бы ролями, наверное.
Зато ответом на усмешку – внимательный взгляд и приподнятые краешки губ. Эвр так интересно, что сейчас же препарировала актера, чтобы посмотреть в разрезе за тем, как сменяются одна за другой мысли в его голове от первого взгляда, монолога и до смс, но приходится вспоминать, что эмоции не вытащить и не потрогать руками. Досадно.
– А какой должен быть взгляд? Покажи, – она не просила, она настаивала, не усмотрев в словах грубость, уцепившись за возможность научиться у него чему-то новому, склеить образ Франкенштейна аккуратнее и заставить куклу стать человеком. Ей нужно было научиться всему – она знала языки, математику, философию, психологию и бог весть что ещё, но не знала жизни и человеческих привычек на практике. Её обескураживало то, как теория превращается в реальность, принимает ещё более уродливые формы, хотя последнее, конечно, не могло не восхищать. – Мне интересно.
Фривольное обращение на «ты» всплыло само собой, но можно было списать на интернет-знакомство и задушевные беседы о театре, литературе, кино, музыке. О, музыкой она могла ему рассказать многое, но вряд ли смогла бы рассказать действительно много о музыке. Не всё сразу, нельзя спугнуть – она почти физически ощущает себя охотником, подбирающимся к жертве, где одно неаккуратное движение грозит голодной смертью. Что же, почти так – голод без знаний похуже, чем голод физический для неё.
Но суть «ты» звенела откуда-то издалека, из детских злых игр и «дай посмотреть самолётик», тогда штанишки были короче и «вы» никак не умещалось в их вселенную, теперь самомнение раздулось и требовало больше личного пространства. Она знает его имя, но не помнит, какое он придумал себе в этот раз. Или помнит, но разве это так важно? Разве имена им что-то дадут? Или, возможно, дадут слишком много, они не выдержат, сломаются под весом имён, размажутся по мокрому асфальту навсегда и безвозвратно и исчезнут. Так пускай останутся маски, и не всё ли равно, сколько масок одна за другой они громоздят поверх лица, глядя при этом самыми честными глазами, самыми искренними провалами вместо глаз?
Он перебирает образы, как женщины перебирают платье, только вместо зеркала для него – её глаза. Эвр улыбнулась, ей нравился его выбор, ей нравился сам процесс и, возможно, отдай её родители когда-то давно в театральную студию, не было бы сказки о Восточном ветре. Или была бы куда масштабнее.
– Покажи мне, как бы ты прочел, а я попробую… уловить разницу, – это ничего, что она просит его сыграть женскую роль, когда-то, не так уж и давно, возмутительным казалась сама идея, что женщина выйдет на сцену. А глаза спрятать сложно, Эвр хотела увидеть, как это делает он, как за зеркалом окажется ещё множество зеркал, чтобы заблудиться в отражениях, чтобы не найти ничего настоящего. – А я тебе сыграю на скрипке о том, что ты сыграл на сцене, – дождь не имеет значения, даже ливень. – А после уже пойдём пить кофе и… восхищаться или возмущаться современным искусством? Там много мыслей и мало картин или одна мысль, заблудившаяся среди тысячи полотен?
Современное искусство, претендующее на глубокий смысл, выросшее откуда-то из Босха, но не взявшее у него ничего, кроме детского фанатизма играть в шарады, её смешит, но количество интеллекта на Земле постоянно, а население продолжает расти.
Отредактировано Eurus Holmes (2018-10-08 17:23:33)
Интерес к тому, как склеиваются между собой кусочки людей (а кто из нас целый?), шел с ним на протяжении жизни. Множество книг: от сказок, где Виктор внимательно изучал реакции героев или обдумывал, почему злодеи стали злодеями. И до кинофильмов, откуда он черпал то вдохновение, то разочарование. Ведь нет ничего печальнее сначала так заинтересовавшего тебя сериала, который буквально через пару сезонов (или десятка минут?) начинает пестрить шаблонными образами. Совсем не дает пищи для размышлений.
Обычно люди боятся столь глубокого препарирования самих себя. Как же так! Их познают! Разгадают! Они не смогут манипулировать!
Не потому ли театр называют самым большим фарсом? А жизнь - театром, то бишь сборищем лицемеров и лжецов?
Виктор слегка улыбается в ответ на просьбу. Никакого намека на снисходительность: он всего лишь задумался над тем, как бы объяснить поточнее. А улыбка - лишь признак признательности за желание понять.
- Офелия боится смерти. А у тебя нет страха. - наконец, понимание приходит и к нему.
Эти глаза напротив очень внимательны. Многим под ними стало бы неуютно: словно бы на тебя светят хирургические прожектора и какой-нибудь ультра рентген, просвечивающий даже субатомные материи. Алану же...любопытно.
Любопытство когда-нибудь его точно погубит.
- Показать, как прочел бы я? - повторяет, уже куда более задумчиво, слегка кусая губы. Вливание в роль в течении секунд - задача для актера очень легкая. Куда сложнее вспомнить, какие же эмоции нужно испытывать юной и наивной, нежной деве. Или не очень уж наивной?
И он читает. На память. Хоть строки скачут когда-то вызубренным текстом, но читает так, словно прямо сейчас потеряет самое дорогое. И не догадывается об этом: лишь тонкие предчувствия, лишь наитие. И жажда - проклятая жажда жизни, одновременно тянущая любопытством к принцу с черепом и отталкивающая от него.
- А какую мысль ты видишь заблудившейся? - ему и впрямь интересно. Об искусстве можно говорить бесконечно: у каждого свой взгляд, и взгляда этого придерживаться будут до конца. Ведь кто докажет, например, со стопроцентной уверенностью, что Мону Лизу он рисовал с любовницы? Или это было божественное вдохновение? А может, просто женщина, продающая на рынке домашнее вино? Вон, какой взгляд многообещающий!
И не докажешь.
Это как об истории: каждый пишет свою сказку в зависимости от того, что диктует автору окружающее время. Ведь если почитать труды на одну и ту же тему из разных веков, то с удивлением обнаружишь крайне различные трактовки.
- Мне не нравится германское искусство. Слишком темное. Но в то же время завораживающее: стоит начать всматриваться, как в темном-темном портрете начинаешь замечать мелкие детали вроде кружева или пятна на рукаве. Говорят, именитые сыщики пользуются этим методом: собирают улики по вот таким мельчайшим деталям во тьме, - обсуждение искусства - столь обширная тема, что невольно можешь перескочить на что угодно. Даже на детективные расследования.
Алан хмыкает, добавляя:
- Правда, жаль, что такие есть только в книгах. Иначе преступления раскрывались бы Ярдом на раз-два-три. С другой стороны, я бы очень хотел познакомиться с кем-то вроде именитого профессора. Помнишь, тот, которого мы обсуждали? В сериале его сделали немного истеричным, но в книге - заглядение. Как думаешь, смогла бы его сыграть или обыграть? - чем не тема для обсуждения в теплом и уютном кафе, когда за окном гудит дождь?
В глазах лукавый блеск, с руках - чашка.
Какая глупость - бояться смерти. Зачем бояться естественного хода вещей, как бояться чувства голода или холода, ведь и там нет никакой гарантии, что случится после, но здесь было слишком много поводов для мистификации и суеверий, хотя, как оказалось, люди при этом готовы обойтись антуражем и волнующим ощущением тайны, но никогда не задумывались всерьёз. Хотя, наверное, нечем было думать - они же пустые манекены, по нелепой случайности, называющиеся гордым титулом Homo sapiens, но много ли в них разумности?
Но он был прав - она не боялась смерти, потому что давно уже официально была на том свете. А боялся ли он? Он ведь тоже так давно был мертв, ещё дольше, чем она. Чувствовал ли он себя живым или грелся от чужого огня, глотая вместо пилюль роли и чьи-то эмоции, страдания и радости? Так хотелось спросить, но было нельзя. Или хотя бы не сейчас, сейчас Эвр нуждалась в нём, как бы он себя не называл теперь, потому что знала весь подтекст, а он шёл вслепую. Кто вывел бы его, если сам он заблудился, если не Восточный ветер?
И она смотрела жадно, неотрывно, впитывая в себя то, что видела, заключала в себя то, что украла теперь у него, потому что он дал ей решение задачки, один из пазлов, пускай сам того не понимал. Она сыграет ещё Офелию, но немного другую, возможно, немного не Офелию, но ей было с чем сравнить.
Мужчинам лучше было быть актерами, чем женщинам; эмансипация не пошла на пользу театру, выпустила ещё больше фантиков на сцену, заменяя ими талант и искусство. Такая забавная эволюция, которая больше напоминала деградацию.
Скрипка под пальцами привычно резонировала и гудела, когда она выполняла свою часть обещания; мелодия выходила угасающей, прерывистой, с внезапными сменами темпа, как неровное сердцебиение.
Но её больше интересовал вопрос о том, кто из них в большей степени Офелия, а кто Гамлет: что-то подсказывало, что роли становились на свои места, когда она попросила его прочесть так, чтобы персонаж ожил.
- Мысль о том, что в их искусстве нет мысли, только желание сделать что-нибудь эдакое, - она аккуратно протерла краем пальто скрипку, а уже потом убрала в кофр. Не забота - механика действий, которые требовались, чтобы предмет не пришёл в негодность. С людьми почти так же - если не хочешь, чтобы они сломались и служили долго, то с ними стоило вести себя определенным образом. А ломать приятнее всегда было самой, а не из-за нелепого стечения обстоятельств, когда все приходило в негодность само собой. Когда ломаешь своими руками, даже опосредственно, то всегда есть элемент исследования и научной новизны, можно заглянуть потом в обломки и рассмотреть, что же там было у игрушки внутри и как она была собрана.
- Мне нравится кубизм, - ей скорее нравились геометрические фигуры и шутки, которые можно было с помощью них составить. - Изящная насмешка над выхолощенным и глянцевым, прилизанным до зубной боли искусством на потребу публике. Кажется, в тот момент, когда искусство стало способом заработка и даже бизнесом, а не самовыражением и попыткой показать мир таким, каким видел его художник, искусство умерло. Черный квадрат Малевича - прекрасная аллегория на эту тему.
И Эвр пришлось чуть крепче сжать в пальцах чашку, чтобы не рассмеяться в полный голос и не умилиться тому, как Виктор сам шёл к ней на заклание, вспоминая про детективов и гениев. Он буквально уговаривал её дать ему открыть ящик Пандоры, позволить сейчас же задохнуться, потому что Виктор ведь был мертв, а Алан - бутафория, но нет, она могла быть стойкой, какими бы суицидальными порывами её не радовал собеседник.
- Я бы хотела попробовать. Мне кажется, у меня может получиться, как думаешь? - чтобы у неё получилась эта роль, достаточно просто снять маску. Возможно, это слишком интимно и стоило вернуться к Офелии, возможно, что это настолько же глупое суеверие, как бояться смерти.
- Мне кажется, у тебя получится любая роль, какую ты захочешь, - Тревор добродушно усмехнулся, делая очередной глоток и греясь в уюте кафетерия.
- Да и по сути мы все - актеры. Так или иначе, рано или поздно, но мы играем, а не живем. Играем в добросовестных работников, в верных мужей или жен, в послушных детей, в старательных студентов. Учитывая, что большинству перечисленного хочется схалявить, изменить или нарушить правила, то это ложь, не так ли? Но мы в нее верим, ибо это избавляет от многочисленных проблем.
Легкий вздох и взгляд за окно. Лондон нравился ему во все времена года, но особая любовь посещала зимой. Слякотно и мерзко, морозно или очень ветрено - не важно. Виктор любил этот город. Однако, во время падающего снега приходило особое, уютное и ни на что не похожее чувство. Жаль, что сейчас идет дождь. Впрочем, дождь - это лишь не успевший замерзнуть снег, не так ли?
- Тебе не нравится глянец? - чуть улыбнувшись, уточняет мужчина. - Обычно все тянутся к выхолощенности: нужна оболочка и плевать на содержание. Но иначе не было бы театра, не так ли? - отсалютовал чашкой, словно некий тост.
Странно, но с ней было...спокойно. Обычно Виктор напрягался с новыми знакомыми и не любил обширные компании, хоть и участвовал в них по долгу службы. Разумеется, приходилось общаться, но одно дело общение, когда тебе интересно узнавать собеседника. И совсем другое, если на тебе маска приветливости, выраженная улыбкой одними губами.
А спокойно ему и вовсе не бывало почти никогда, ибо любой контакт - трата душевных сил, большая часть коих вкладывалась в работу. На "отдых", выраженный пресловутой социализацией, мало что оставалось.
- Но ведь тот же кубизм можно превратить в глянец и хайп, поместив на нужные обложки и проведя должную маркетинговую подготовку, не так ли? Будут думать, что все это - крайне гламурно и глянцево, раз светит отовсюду. Как, например, мода пятидесятых. Сейчас она считается винтажом, отчасти даже слегка попахивает глянцем, но тогда - такое же обычное дело, как наши пальто и перчатки.
Куда-то в странное место у них заходила беседа.
- А что еще тебе нравится помимо кубизма и скрипки? - конечно, они о многом говорили во время переписки, но все-таки Тревор предпочитал живое общение. Так проще считывать человека. Впрочем, едва ли получится "считать" его визави: скорее уж, сам он окажется под наблюдением.
Это даже не было умозаключением: просто ощущение. Подобное чувство возникало у Виктора во время общения с более опытными коллегами. Словно ты - малый неопытный ребятенок, а тебя оценивает мудрый наставник. И каждый твой шаг рассматривается в соответствии с канонами.
Вот только каковы каноны в данный момент?
Внезапно ему приходит в голову совершенно безумная идея. Но зачем жить, если не рисковать?
- Кстати, о попробовать... Как бы ты это провернула? Точнее, как пробовала бы? - они же не более, чем беседуют. Ничего страшного не произойдет. Не пойдут раскрывать преступления, не наделают глупостей, верно? Но ему страсть как любопытно, как себе это представляет собеседница.
По глазам видно, что весь во внимании, но во внимании спокойном. Если не захочет отвечать, то всегда можно перевести тему на что-нибудь более спокойное или отстраненное. С другой стороны, может, у них выйдет очень занимательная беседа именно в этом русле?
- Ах, еще..билеты. Совсем про них забыл. Помнишь, обещал достать тебе на представление, - спохватившись, Вик виновато улыбается и лезет в карман пальто, кое оставлено на ближайшей вешалке.
Достать, протянуть, еще раз улыбнуться: все также слегка виновато, но одновременно с облегчением. Свою задачу он выполнил. Интересно, придет посмотреть?
По сути — да, люди жили в плотных коконах из лжи, прятали голову во враньё, улыбались лицемерно, называя все самореализацией и уникальностью. Уникальность в идентичности, уникальность в едином строю, где все неожиданные шаги давно уже регламентированы и пронумерованы. Их счетное число, все просто до какого-то восхитительного абсурда: так убого, что уже прекрасно в своей незамутненности и совершенстве косности и слепоты.
Эвр вопиюще выделяется — она не играет роль, она белый лист, на котором можно нарисовать любую роль. Она улыбается.
Эвр думает о том, как легко сейчас было бы соскользнуть в бесконечную глухую ярость феминизма — они оба чисты, их память изъяла все, что огорчало, выкинуло. Они выкинули ее и друг друга из своей жизни, удовлетворенно вздохнули и продолжили жить так, будто бы ничего не было.
Эвр убылается поджимая губы и глядя на собеседника так, как смотрит скульптор на глыбу мрамора — время отсекать лишнее, время обнажить скрытое под слоем пыли и паутины, под слоем уютных образов, всегда чужих, без которых он не может взглянуть на себя, как женщины часто не могут выйти из дома без туши.
Суть одна.
— Предлагаешь убить маркетологов, превращающих все в глянец и массмарку? — если бы кто-то был другой, можно было бы сразу сказать — шутка. Эвр была убийственно серьёзна, как если бы ждала от Алана указания: скажет короткое «да» — встанет и, зажав в руке столовый нож, с непревзойдённой вежливостью спросит о профессии посетителей за соседним столиком и кого-то зарежет.
Вместо этого пришлось приподнять уголки губ, обозначая шутку.
Хотя так себе шутка, когда на самом деле правда.
Пальто и перчатки же для неё не были обычными; в тюремной камере не полагались подобные изыски, можно было ими насладиться только сейчас, сбежав из-под замка — почти как обычный подросток, бунтующий против родителей и строгого указания быть дома до десяти, пробирающийся домой и из дома исключительно через окно, рискуя сорваться и подрать с такой тщательностью припрятанную от домашней цензуры бесценную мини-юбку. Все так, за исключением масштабов и времени.
Времени и пространства — с запаздыванием и с опережением.
— Мне? — она протянула нараспев, задумавшись о том, какое из определений не травмирует психику Виктора-Алана, но подтолкнёт к этому. — Мне нравится... учиться, — можно было бы назвать это, как и прежде, «играть», но в современном мире все обучение было в игровой форме, можно было позаимствовать эту шутку. — Я люблю новый опыт, новые знания... и я бы попробовала, для начала, что-то узнать о людях за соседним столиком, например? Или о том, сколько официанты крадут в деньгах, а сколько — продуктами и выпивкой. А ты бы с чего начал? — правда было интересно, насколько глубоко он зарыл в себя ответы и вопросы. — Ой, ты правда принёс? — Эвр внимательно посмотрела на число. Нужно было обеспечить Майкрофта увлекательной культурной программой на этот день, чтобы он не мешался. — Я приду. И принесу цветы. Какого цветы? Хочешь, они будут герберами? Почти ромашки, будешь потом гадать на них. Рыжими герберами.
Шаг первый — цвет.
- А почему нет? - усмешка. - Хотя бы перестанут все сводить к вопиющему единству, вроде бы ратуя за разность и отсутствие однотипности. Только проблема в том, что маркетологов в мире слишком много, а ты - одна. Почти как бороться с огромным муравейником, - вроде бы шутит в ответ, уловив намек на улыбку. Вот только в каждой шутке ведь шутки лишь доля, верно?
- И что может сказать платье той леди? - с неподдельным интересом он тут же подхватывает затею, кивнув в сторону немолодой пары, сидящей через столик слева от них. - О, насчет официантов...Думаю, их начальник заплатил бы тебе неплохо за такую информацию, подкрепленную фактами, - на губах улыбка, но ему все любопытнее и любопытнее.
- Знаешь, читая нечто подобное в книгах, всегда недоумевал: ну как, как они могут знать точно? А если ошиблись в выводах? Если грязь на коленях не от личной машины или следов насилия, а от падения, например, на скользкой дороге? Может, хоть ты объяснишь... У авторов все всегда так гладко складывается, а вопросов после себя оставляет уйму. И большинство в жизни абсолютно неприменимо: ведь многое - лишь череда случайностей. Посмотри в другую сторону, не успей того-то, не сообрази вовремя - все, конец. И ни черта не счастливый. - вздох. Виктор и правда не до конца понимал концепцию "мой герой знает все лучше всех и везде успевает".
Ведь люди частенько тупят. Не понимают, не осознают, не успевают. Или монстр (убийца, пришелец, кто угодно) - может слишком уж не вовремя повернуться. Или сработает сигнализация, о которой ты не подозреваешь. Или стук шагов!
Было время, он как-то поигрывал в компьютерные игры, предпочитая жанр ужасов. И каждый раз изумлялся искренне: ну как. Ка-а-а-а-к. Как эти слепые-тупые монстры-убийцы-садисты не видят и не слышат жертв, топающих словно стадо взбешенных мамонтов. Вот она - сила иллюзий. Сделано для людей, чтобы можно было пройти - это понятно. Однако, попади кто-нибудь к настоящему садисту, выберется ли он живым? Обычные люди, к сожалению, временами куда более внимательны, чем самые опасные из компьютерных модуляций.
- Из меня бы получился крайне поганый детектив, - чуть улыбнувшись, пожимает плечами. - Вечно сомневаюсь насчет выводов, большая часть на интуиции основана. Вот, например, про то же платье могу сказать что оно сшито на заказ, но вполне возможно, ей подарили? - снова пожатие.
- Но если бы был хорошим детективом, то попытался бы выделить среди публики кого-нибудь особенного, - даже честно задумался, умолкнув. Иногда примеривал на себя роль главных героев прочитанных книг и понимал: сыграть - сыграет. А вот если попадет в похожую или аналогичную ситуацию...Скорее всего, облажается. Он ведь всего лишь человек.
- О, герберы! Они очень красивые, спасибо, - вот тут искренне улыбается. Виктор любит цветы, особенно рисовать. Правда...
- Рыжий будет напоминать солнце, буду рад такому солнечному подарку в столь хмурый день, люблю этот цвет, - он улыбается, слегка сжимая чашку и делая торопливый глоток. Не солгал: яркие цвета действительно по вкусу. Но сам цвет... он напрягает.
Кто-то точно также не любит черный, проводя некие ассоциации, например, со смертью. Тревор старается быть толерантным по отношению к цветам, но ярко-рыжий ему откровенно не по душе. Вот приглушенный или даже оранжевый - уже лучше.
- Хотя без цветов вовсе буду рад тебе еще больше, - наконец улыбка приобретает некую легкость. - Кстати, ты говорила, что любишь музыку. А какую, помимо скрипки? Я хочу на днях сходить на концерт, если захочешь, буду рад компании.
—... и пробки на дорогах исчезнут, — Эвр не очень хорошо понимает юмор, поэтому сразу же начинает обдумывать все перспективы подобного действия; тюрьма не пугает, она ведь все равно там живет, никакой разницы. Правда сложность есть, конечно, он правильно отметил, что менеджеров, бесполезной биомассы слишком много, но это не проблема, это задачка, которую просто нужно решить красиво и изящно, оптимизировав процесс. — Одни плюсы!
Глоток чая вместо точки — хорошо, она не будет обманывать себя и хвататься за эту возможность, принимая ее за самое настоящее одобрение, она ведь понимает, логически вычисляет тот факт, что Алан так шутит, сейчас она не будет этим пользоваться.
А потом...
— А почему не может быть сшитое на заказ платье в подарок? — она вопросительно поднимает брови и усмехается: когда не надо, то постоянно все пытаются выбрать только один вариант. — Наблюдательность, опыт, заточенный под определенные задачи ум, позволяющий из общего месива фактов выхватывать необходимые, прихватывая и парочку побочных, которые могут относиться к делу, а могут быть случайностью. Как взгляд фотографа — привычка смотреть через объектив, а тут — через преступления.
Между прочим, тоже своего рода ограниченность, потому что даёт зашоренность в остальных вопросах, заставляет мозг костенеть и видеть только одну картинку на тестах Роршаха. Скучно.
А вот бизнес по разоблачению нерадивых работников, в принципе, мог бы подкинуть немного денег на карманные расходы и заполучить некоторое количество должников. Какая полезная идея!
Но не сейчас.
— Леди стоило бы выбрать другое платье, — по ряду причин. Особенно по той, что сейчас демонстрировать феноменальные возможности не было необходимости, так можно было лишь увести все в тупик. Интересно, Шерлок знал, что сидит в тупике уже уйму времени? Хотя... все же он был среди них всегда самым медлительным. — Его шили на заказ, но, мне кажется, не ей. Или плохие портные, не подогнавшие по фигуре, — она пожимает плечами. Она не Шерлок, ее в эту игру вовлечь сложнее, когда она сконцентрирована на другом вопросе. — Особенного в чем? Разве для этого нужно быть детективом?
Она смеётся над абсурдностью ситуации, потому что особенных людей нельзя найти в каждом кафе, потому что в каждом кафе менеджеры, о ликвидации которых она все же подумает, но позже.
Она бы ему предложила поискать кого-нибудь настолько неособенного, что он уже этим начинает быть интересным, кого-то мертвого с тысячами погребальных масок; протянуть ли ему зеркальце сейчас...
Эвр жадно вглядывается и фиксирует в мозгу каждую мелочь, каждое движение, потому что цвет — рыжий.
Рыжий его нервирует. Ещё бы, сложно плясать на собственных костях, когда об этом кто-то говорит.
Король то голый.
Но в миллиардах масок.
— Тебе часто дарят цветы? — глупое предубеждение, что мужчинам цветы дарить нельзя и неуместно. Собственно, почему? — Хорошо, я подарю не_цветы. Актерам же дарят после спектаклей что-нибудь всегда?
Цвет — первый шаг. Второй — леденцы, потому что леденцы на палочке неизменно вышвыривают в детство.
Эвр возится с ним как с ребёнком и без того, доставая спрятанные под кровать обломки пазла, вкладывая в руки нужные фрагменты и подталкивая к нужной части картинки.
— Я больше привыкла к классической музыке, а инструмент — вторичен, — игрушка, которую можно заменить при желании, освоив что-то новое. — С удовольствием составлю компанию, а что за концерт?
- А знаешь...про пробки мне мысль очень даже по вкусу, - внезапно он улыбается так, что около уголков глаз появляются морщинки. Есть в этой озорной улыбке что-то...не то. На первый взгляд она - как хороший бокал десятилетнего вина в качестве тоста во имя отличной шутки. Но вот во второй - это, скорее, яд.
Так улыбаются дети.
Те дети, которые могут забить в подворотне одноклассника насмерть. Вовсе не потому, что он что-то им сделал плохое, а просто смеха ради. Просто потому, что это показалось на секунду кому-то из них забавным, а остальные стайкой саблезубых волчат ринулись грызть и рвать.
- Иногда очень хочется посмотреть на этот город во время Великой Чумы. Вот уж там точно не страдали в утренних пробках, - снова шутка. Даже смешок. Самое страшное - далеко не циничный. Ему и правда весело.
- Когда-то я был помладше, то мне очень нравился фильм "Я-легенда". И вообще, все фильмы, в которых герои оставались либо совсем в одиночестве, либо где-нибудь жили себе спокойно на уединенном острове. Или на вершине горы. Мне казалось, это безумно здорово! А в детском доме и вовсе завидовал Робинзону, представляешь? - усмешка, на этот раз уже вполне себе горькая, человечная. - Уже много позже понял, каким идиотом был. И что люди вокруг все-таки нужны, ибо постоянное одиночество тоже ломает, - секунды две пауза и новая улыбка, уже куда бодрее. - Но пробки - это шедевр, серьезно. Я бы посмотрел.
Он внимательнейшим образом слушает рассуждение о платьях и ограниченности разума. Внутренний голос (не самый лучший советчик, но других у Виктора нет), подсказывает, что Айрис понимает в этом много больше. По крайней мере, ее голос звучит очень уверенно, а это один из подсознательно считываемых признаков превосходства.
- Ты разжигаешь любопытство, - невольно улыбается, откидываясь на спинку стула. - Всегда интересно слушать чужие рассуждения, а прерываешься на самом интригующем. Для кого шили платье? Почему оно на ней? Банальная любовница или все куда сложнее и запутаннее? Будет забавно, если походя раскроем что-нибудь любопытное, - видно, что заинтригован, однако тут же сам себя перебивает.
- Но даже если платье не по фигуре, то где гарантии, что руки портного растут из нужного места? Или леди очень упряма, ей понравился фасон и цвет, такого больше ни у кого нет, а на перешивку не было времени? Или ее обязали надеть это платье? Или это дань какой-нибудь традиции, чьей-то памяти? - довольно опасный момент, где разгулявшаяся фантазия может пробудить потребность к познаниям. Следующий этап данной потребности обычно состоит во попадании в неприятности, так что Алан обычно старается сдерживать свои порывы. Поэтому он делает вдох и сдерживается снова: - Мне кается, именно заточенный под детали и целое разум детектива - хорошего! детектива - позволит не уйти в подобные дебри предположений. Я ошибаюсь? - с готовностью интересуется. Сразу видно, что настроен не на спор, а на выявление слабостей в собственной теории, узнавание чего-то нового.
- Ты же сама и отвечаешь на вопрос, - добродушно улыбнулся, склонив голову вправо и открывая шею. Жест открытости у людей и подчинения в животном мире. Вопрос в том, насколько человек - животное.
- Актерам вечно что-нибудь дарят, а цветы - наиболее универсальное средство. К тому же традиция подсаживать в лондонские театры специально обученных "аплодисментовщиков", пошедшая века, если не ошибаюсь, то ли с семнадцатого, то ли с восемнадцатого, выливается в закидывание всеми видами ромашек и прочего луга. И не дай бог, если узнают, что у кого-то из кумиров тот или иной цветок - фаворит, - он тихо смеется. - Потом так жалко их выкидывать, если честно. Девушки особенно страдают. - ответ чисто в его стиле. Вроде и подробный, но и уведший в сторону от личных предпочтений.
- Лучшим подарком будет твой приход, - тепло улыбнувшись. - Как раз классика, друзья из оркестра пригласили послушать их выступление. Обещают даже орган, представляешь, - мальчишески задорная ухмылка. Орган - немного не та вещь, которую легко доставить на сцену, довольно редкий кадр на подобных мероприятиях.
Интересно, а тогда это в нем было? Она что-то не помнит в нем умения нападать, скорее — убегать. Хотя она, конечно, была потом слишком занята персональными камерами в психушках, чтобы до мелочей проследить путь Виктора и понять, в какой момент бегства он устал и начал огрызаться.
Любопытно, стоило присмотреться и изучить.
— У них были пробки из повозок с трупами, — она пожала плечами, не чувствуя никакого трепета и теплоты к тому отвратительному времени грязи и антисанитарии; ее цвет белый, цвет полной чистоты и совершенства. — Одиночество — это неплохо, но если знаешь, что с ним делать. А в конечном счёте все равно сходят с ума, — она покрутила пальцем у виска. Сознанием дела, потому что с ней говорить Майкрофт остальным запрещал, боялся. Не за неё, конечно, за остальных. За неё он никогда не боялся, он скорее боялся ее; в детстве это ощущалось особенно явно, а потом уже приелось.
Про приют он помнил, хорошо. С какого же момента он спрятал воспоминания куда-то вглубь себя? Всему своё время, а потому сейчас жадно вцепляться и вырывать из Виктора-Алана с мясом воспоминания было преждевременно. Хотя стоило значительных усилий одернуть себя и не начать насильно ускорять процесс.
Пока хватит цвета.
— Возможно, что для подруги или сестры — женщины явно похожи по типажу, но на трикотаже всегда видны все нюансы фигуры, их не спрятать. Фасон несложный, расцветка была модной сезона они назад, так что тогда это было менстримом, а теперь — не бросается в глаза. Платье в хорошем состоянии, так что, возможно, она сама его и дарила другой женщине, выбирая на свой вкус, но та не носила почти, а сейчас... — в общем-то он был прав: сейчас они могли мимоходом раскрыть чьё-то грязное белье. Грязь Эвр не выносила, потому остановилась в рассуждениях, выключая в голове уже появившиеся варианты и теории, среди которых нужно было провести анализ, чтобы разобраться и выявить наиболее вероятный вариант. — В общем, предположения и домыслы. Ты же не будешь подходить к ней и спрашивать? А иначе не проверить, — она рассмеялась. Смех, как показали исследования, сбивает с толку и помогает перевести тему. — А человек может ошибаться. И лгать, но иногда — непреднамеренно.
Взгляд внимательный: и хотя на губы намазана, как красная помада, улыбка, глаза сверлят холодно и расчетливо. Но без враждебности и издевки.
— Я думаю, что смогу тебя удивить, — в конечном счёте, она могла подарить очень многое, что вряд ли смог преподнести любой другой человек. Можно было не бояться плагиата и заваленной откровениями квартиры. — Ты так высоко ценишь мое мнение? — от подарков, меняя их на присутствие, отказываются в случае близких людей. О, конечно же Эвр знала, насколько они близки, почти как сиамские близнецы, но что понимал под этими словами Тревор — хорошая задачка. Возможно, что для психоаналитика, потому что то, что не хотел осознавать разум, ломилось из подсознания, видя в Айрис кого-то другого, кого-то, кто был потерян и кого стоило искать. Жил ли он на фундаменте из чувства вины или разочарования?
— Большой концертный зал или костёл? — она заинтересовалась, потому что в комнатушке на органе не поиграешь. — Ты когда-нибудь играл в немых спектаклях, где вместо слов была музыка? Какая-нибудь мелодия, развивающаяся постепенно, а потом возвращавшаяся к изначально? Вроде Прошлыми летом в Мариенбаде?
Цвет — один. Но два — звук.
Звук, на самом деле, был нулевым звеном.
Смешок вырывается в ответ на "пробки из повозок". Воображение рисует одновременно страшную и занимательную картинку: разум сейчас, как ребенок, получивший новогодний подарок. Развертывает, разрывает картинку на составляющие, заставляя подсознание скалиться в довольной кровавой ухмылке.
В каждом из нас живет монстр. Вопрос только в том, признаешь ты его или нет.
- Вполне возможно, что мы все - пациенты. И давным давно лежим в психушке, но не ведаем этого. Прекрасная иллюзия свободной жизни в то время, как твои руки связаны смирительной рубашкой: что может быть ужаснее для якобы нормального человека? - спокойное рассуждение. По словам-маркерам видно, что Алан не считает это ужасным. Интересно, а его собеседница?
- Как думаешь, это действительно так ужасно? Жить в мире иллюзий, принимая его за настоящее окружение? Многие фильмы, игры и книги построены на подобной завязке, но почему-то никто не рассматривает точку зрения героя, который с удовольствием останется в Матрице, наплевав на все трудности и геройства. Хотя, ведь так не станет фильма, не так ли? - легкая усмешка, глоток. Он забывает о времени за интересным разговором.
- На самом деле, можно было бы и подойти, - хмыкает он задорно, подперев голову кулаком и рассматривая собеседницу сквозь озорной мальчишеский прищур. - Исследования показали, что люди очень легко верят во всякую чушь: корочки, одежду или хорошую легенду. Стоит прикинуться, например, копом, как тебе открыты большинство дверей. При том, что люди то вполне взрослые, адекватные и, скорее всего, прекрасно понимающие, что форму можно купить, а значок, например, украсть. Фальсификации бывают настолько сильными, что поражаешься. Например, ты знаешь историю вора, который ограбил во времена Дикого Запада около пятидесяти банков без единого выстрела? Феерия актерства! Более того, отсидев, он поступил на службу...угадай кем? Только не смейся: консультантом по безопасности в банковской сфере. Прекрасная поучительная история. Перед тобой в любой момент может быть далеко не тот человек, коим ты его считаешь, - расслабленно откидывается в кресле и делает новый глоток.
- Но не стоит смущать леди сейчас. Мне кажется, ей и так не особо комфортно, - почти заговорщически понижает голос, наклоняясь вперед к Айрис и улыбаясь.
В какой-то момент беседы взгляд у той становится довольно жестким, холодным, но...ему нравится. Еще бы, не нравилось, если подобное видишь в зеркале каждое утро.
- Люблю сюрпризы, - уголки глаз собираются в морщинки во время очередной улыбки. Легкий ответ на обещание удивить. И правда ведь любит, хотя тоже нужно было бы уточнить, какие именно. Вместо этого лишь подначивает.
- Конечно, иначе зачем приглашать? - вот тут уже изумление абсолютно искреннее. На такие мероприятия не зовут абы кого: для последних всегда есть какой-нибудь завалящий фильм в прокате и последний ряд.
- Костёл, - мечтательно откликается. - Это еще интереснее, ибо такие площадки заряжают особой атмосферой, куда как нельзя лучше подходит орган.
Алану нравятся церкви, костёлы, минареты, буддийские храмы и прочие молитвенные сооружения. Дело вовсе не в особой набожности: парень всегда был атеистом, недоумевающе смотрящим на яро верующих. Суть в другом: атмосфера некоего спокойствия. Особенно, если помещение пустое. Фаворитом тут были католические церкви: сидишь в тишине и покое под треск оплывающих свечек, словно отрезанный от остального мира. Полное погружение в тишину.
- Ого! Не думал, что встречу человека, знакомого с этим шедевром, - восхищенно складывает руки в молитвенном жесте и слегка наклоняет голову. Пусть и полушутливый, но знак уважения. - Как по мне, так это шедевр режиссера. Даже слегка жаль было бедную женщину поначалу, пока еще не понимаешь, в чем дело. А что до играл... Была пара недопьесок, но это, скорее, пробы пера в очень давние времена. Довольно сложно, кстати, играть в таких вещах, но очень помогает в дальнейшем, - чуть улыбнувшись, продолжает.
- У тебя есть на примете нечто схожее? - очень явный интерес в глазах.
Эвр слегка ухмыльнулась: теории о том, что все они пациенты психушек, её изрядно веселили и забавляли. Как забавляло и то, с каким блеском в глазах об этом говорили люди, на несколько секунд приобретая очарование психов или превращаясь в слишком скучных и пыльных простачков, у которых даже безумия не могло случиться.
Но она знала, что такое настоящее безумие.
Это то безумие, которое запечатали в самой надежной тюрьме-психушке, как считало правительство, куда закрывали всех, кто разбивал устаревшие правила, подрывал устои прогнивших и отживших свой век государств. Время стран и городов прошло, шло время чего-то иного, но чтобы избавиться от границ, нужно было всё разрушить до основания, смести само понятие границ и норм. Люди в Шерринфорде, - некоторые, не все, - способны были выплеснуть чистое безумие на улицы и смести скучную линейность повседневной жизни, могли порвать нити, за которые были подвешены марионетки, могли изменить историю. А могли просто сгнить.
Эвр гнить не хотела, как не хотела и разубеждать в том, что Шерринфорд надёжен и безупречен, она просто проходила через эту границу и шла дальше, поднявшись на одно измерение вверх и легко обойдя её.
- Потому, что получив неограниченное пространство для самообмана он забился в самый угол банальщины и примитива? - она презрительно покривила губы, потому что это было скучно. Но люди любили границы, строили их вокруг себя в огромном количестве и, если присмотреться, то можно было найти всё те же труповозки, что и во время Чумы, только пахло получше и выглядело поприличнее, но суть оставалась прежней, а блоги и соцсети пестрили статусами "мертв внутри". Эвр мечтательно посмотрела в окно, барабаня по столу пальцами: это вышел бы крайне милый и невинный эксперимент, если бы ей захотелось собрать несколько таких живых мертвецов и попробовать умертвить. Она была уверена, что все они отдали бы всё на свете и всех на свете за то, чтобы сделать ещё один вдох, цепляясь за свою никчемную жизнь хуже клеща. Паразиты. Избавиться бы от лишнего. - И не потому ли столько разочарований, что мы решаем за других, что они наши друзья, планируем, как они должны поступить, а потом расстраиваемся, если они нас теряют и забывают, нам ведь казалось, что всё на века, - легкий укол, который для стороннего человека был бы чем-то вроде обыденного разглагольствования. Но ведь они оба знали, хотя Виктор не хотел себе в этом сознаваться, что для них это значит кое-что большее. И у каждого из них было не своё лицо, кокетливые маски, которые выставлялись напоказ, выдавались за правду, но были ложью. Разница была в том, что Эвр себе не врала и прекрасно знала, кто она и что она, а вот кое-кто заигрался, заблудился в собственных отражениях, образах и побегах от самого себя. Бежать с семи лет сложно, утомительно.
Она хотела сказать, что нужно быть аккуратнее в любви к сюрпризам, большинство из них ему не понравится, но не стала, решив не тревожить его напрасно. Ещё успеет.
Костёл Эвр не удивил, она кивнула, задумываясь о том, сколько сил, средств и талантов церковь положила на алтарь, чтобы получить едва ли не совершенное по силе воздействия на неокрепшие умы оружие. Разумеется, музыка там звучала иначе - всё располагало к тому, чтобы именно там она звучала голосом с Небес, чем-то неземным и прекрасным, уводящим человека из обыденной грязной помойки собственной жизни в высшие сферы. Любопытный эффект.
- У меня, кажется, есть кое-что получше, - он верил ей, она позволила себе улыбнуться так, как улыбалась Эвр, не Айрис: губы складывались в правильную улыбку, но в глазах горел тот самый огонь гениальности, которые толкает на величайшие открытия и самые страшные преступления одновременно. Эвр знала, что теперь Аллан-Виктор никуда не уйдёт от неё, пройдёт по всей пьесе, которую она готовила, дойдёт до катарсиса и осознания себя. - Играть. Каждый день - новая роль. Хочешь попробовать?
Она вкрадчиво склонила голову набок, разглядывая собеседника едва ли не с умилением, скользнула взглядом по посетителям и вернулась к лицу Тревора, так аллегорично превратившегося в сознании Шерлока, оказавшегося слишком капризным, чтобы поиграть в игру с сестрой и выиграть друга, в собаку. Что же, в этой игре, растянувшейся на десятилетия, друга себе получит она.
Вы здесь » flycross » King of the Clouds » Не твоя смерть [Sherlock BBC]
