Джон Диане спуска не давал. Он помнил наставления, что надо себя вести хорошо и прилично, и что донимать взрослых чересчур большим количеством вопросов, тоже знал очень хорошо. Но всё как-то само собой выходило. Наивно было ждать от Джонатана Кента смирения, когда целое настоящее путешествие. Без приключений, как у них с Карой всегда случалось, по крайней мере, пока, но тоже очень неплохо. Jon Kent

- Ты мог меня убить, но не сделал этого, лишь устранил цель, - признала Наташа. - Это больше, на что можно было бы рассчитывать. И означало, что в той или иной степени, но все они обходили систему. Находили лазейки и оправдания, какими бы они не были. Какое-то время Наталья самодовольно думала, что это её повышенная живучесть. А потом пришел опыт: как дерутся враги, как дерутся на смерть, как дерутся театрально, как дерутся для отвлечения внимания. Нет, это не она живучая - это ей позволили жить. Может, Баки будет проще жить с этой мыслью. Natalia Romanova

Хотя на самом деле веселого в этом было мало. Один был могущественным царем, добрым и справедливым, но как родитель… как родитель он поступал зачастую странно, всё чаще и чаще раня своих детей вместо того чтобы поддержать их. Всеотец вовсе не был глупцом, скорее всего у него был какой-то план, какая-то цель. Вот только Сигюн было не постичь ни мудрых целей, ни тайных планов. Ее сердце просто болело за детей, на чьи плечи легло исполнение царской воли: за Локи, за Тора. И даже за Хелу. Sigyn

Но, к прочему, Фрост не чувствовала ничего и ни к кому и даже порой не различала своих жертв на женщин и мужчин, ей нужна была просто их энергия. Но Фрост и правда восхищалась тем, как Эмма разбирается со встретившимися на их пути охранниками. Они были похожи, обе властные, знающие, что им нужно и идущие к своей цели Ледяные Королевы. Чертовски крутая команда… но команда ли? Caitlin Snow

Человеческая природа удивительна и многогранна, почему-то имея свойство направлять все самое многообещающее в то, что способно уничтожать других людей; в итоге - самих себя. И даже он, Капитан Америка, не являлся исключением данного правила: просто моральная составляющая исходного материала оказалась лучше, чем полагалось машинам для убийств, и "появиться" ему посчастливилось во время, когда мораль и символ были куда важнее бесстрастного убийцы. Steven Rogers

Гор и Хатхор
гостевая книгаправила проектасписок ролейнужные персонажиакция недели точки стартаfaqхочу к вам
Добро пожаловать на борт!
Обновление дизайна!
способно уничтожать других людей; в итоге - самих себя. И даже он, Капитан Америка, не являлся исключением данного правила
Человеческая природа удивительна и многогранна, почему-то имея свойство направлять все самое многообещающее в то, что

flycross

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » flycross » I Write Sins Not Tragedies » Но однажды проснутся все ангелы


Но однажды проснутся все ангелы

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

[ Once upon a time (Labyrinth & Howl's Moving Castle) ]
но однажды проснутся все ангелы
Четыре граната
в саду под балконом.
Сорви мое сердце зеленым.
Четыре лимона
уснут под листвою.
И сердце мое восковое.
Проходят и зной и прохлада,
Пройдут - и ни сердца, ни сада.

https://i.imgur.com/LBH60mo.jpghttps://i.imgur.com/J09KkHn.jpg


участники
Jareth, Howl Pendragon

декорации
Сторибрук, кое-где, кое-как

В течение времени в Лабиринте все сильнее вмешивается высвобожденная в Сторибруке магическая энергия, и все больше становится риск, что случайно оживут и просыплются те секунды, что отделяют погруженного в сон чародея Хаула от смерти. От его сердца и огненного демона практически ничего не осталось, а стало быть, будить чародея придется без сердца вовсе. Очень спорный способ.

[nick]Jareth[/nick][status]that night forest grew[/status][icon]https://i.imgur.com/cRkmfPf.jpg[/icon][info]But if you turn it this way, it will show you your dreams.[/info]

Отредактировано Dionysus (2018-08-19 20:29:11)

+1

2

Хорошо. Шутки кончились, человеческий мусор – долой. Джарет оставил от дома только прозрачный цилиндр стен, и хрустальная башня, напоенная медовым светом, встала маяком посреди темного, замшелого, по-осеннему угрюмого и в апреле мэнского леса. Стояло новолуние – хорошее время для «низкого» колдовства, из того, что требует зарывать жаб в сырую землю, проливать собачью кровь на перекрестке трех дорог или жечь над котлом пеньку, извлеченную из могилы висельника.
Кронпринц всегда брезговал этим разделом магии. Истинный благой фейри (Джарет смирился с этим), он тяготел к упорядоченным светлым практикам, подчиненным замерам, расчетам и чертежам, которые давались ему с блистательной легкостью и небрежностью. Да он и попросту не любил темноту – ему всегда нужно было солнце, лето и цветущий розовым клевером луг по крайней мере за одной из дверей замка, иначе он начинал легко простывать и хандрить.
Что ж, Его Величество зажег свет поярче, но ладони его были черны и холодны как новолуние в белесых уколах звезд. То, что он собирался сделать, не относилось к упорядоченным практикам.
Впрочем, низким колдовством это тоже мог назвать лишь невежа.

На верхнем ярусе башни, сомкнувшимся пустым залом над кроной заключенного в стекло дерева, были готовы два круга, большой и малый. Закатав рукава, чтобы не мешала рваная патина манжет, Джарет опустился на пол рядом с малым и слегка протянул руки, так, чтобы резать на весу над прочерченными линиями. Ритуальный нож был сделан из обсидиана, блестящего лаково-черными гранями: камень для концентрации и ясновидения, направления воли и подчинения духов. Королю Гоблинов достаточно было концентрации – он давно не работал вручную. Создав Лабиринт, он перестал нуждаться в том, чтобы исполнять пассы, читать заклинания и рисовать руны: Подземье подчинялось его мыслям и настроению, а для других миров всегда хватало мороков. В последний раз он вспоминал основы ремесла и даже свои юношеские опыты в стеклодувно-зеркальной мастерской как раз в то время, когда подросток Тобиас задавал бесконечные вопросы и глотал знания, как жадный ненасытный птенец. Сейчас, коль скоро он взялся провести всё на поверхности, приходилось утруждаться снова.
От привязанностей всегда одни только беды.
Вересковое сердце, хоть и навевало названием мысли о лиловом дыме пустошей, на самом деле вырезалось из бриара – нароста, сидящего между корнем и стволом кустарника Эрика Арбореа. Для растения этот нарост исполнял роль резервуара, хранящего запас воды и всех важных веществ, иными словами, был сердцевиной, без которой Эрика умирала. Старые друиды, говорящие с деревьями, первыми начали делать из бриара сердца для големов; искусство заговаривать их для живых людей сейчас считалось сказкой.
Твердая стружка полетела лепестками на белую известь круга, вспыхивая на лету и рассыпаясь пеплом. Прах земли для сока земли, теки, теки. Одиннадцать отверстий, чтобы гнать кровь, врастай, сомкнись. Даю тебе воды, чтобы отогреть, даю своей жизни, чтобы забиться. Без боли, без страха, стучи, стучи. Джарет поморщился, но полоснул ножом по ладони, окропив жаркую мягкую древесину несколькими каплями цвета старого сапфира. Сердце вздрогнуло в его руке раз, затем еще раз, и еще. Тогда он отложил нож и бросил в тлеющий круг светлый волос с отросшим русым корнем; вспыхнув, тот высек искру, из которой медленно разгорелось тусклое розоватое пламя, охватившее бьющийся комок целиком. Всего лишь жалкий отголосок настоящего сердечного свечения, но это отождествление присваивало владельцу сожженной частицы свободу воли. У Хаула была очень забавная воля, Джарету было бы грустно видеть его без нее.
Дело оставалось за малым.

В большом круге лежало тело чародея - таким, каким успела поймать его ловушка времени. Король Гоблинов постарался сделать так, чтобы он видел только светлые сны (и ходил только по светлым снам), но внешне его лицо осталось искажено болью и страхом смерти. Зачарованные границы отделяли его от его собственного умирающего сердца, позволяя завести стрелки для одного и оставить их стоящими для другого; и у Джарета ровно бился механизм для завода. Вересковое сердце было фальшивкой с куда большим количеством побочных эффектов, чем в той дыре, что зияла у Хаула в грудной клетке раньше, но это была жизнь. А дальше - ну, пусть хоть в чем-нибудь наконец сумеет разобраться сам.
Запястье вставшего над телом на колени Джарета обвил хвост невидимой змеи. На мгновение он не сдержал упоенно-ликующего интересно-что-будет оскала - и дернул хвост временной петли на себя, второй ладонью в эту же секунду с силой продавив вереск сквозь ребра.
Тело юноши содрогнулось, словно от разряда током. Следом дрогнули веки.
- Открой глаза, cariad. Пора вставать.
[nick]Jareth[/nick][status]that night forest grew[/status][icon]https://i.imgur.com/cRkmfPf.jpg[/icon][info]But if you turn it this way, it will show you your dreams.[/info]

+1

3

Воздух был напое магией, как весной он напоен благоуханием цветов – он был густым и вязким, гудящим как рой пчел, и пусть хоть кто-то осмелится сказать, что Хаул не стал Мастером с большой буквы за годы своих странствий. Маленький огненный демон не давал ему знаний, он лишь был источником, из которого молодой маг не стесняясь черпал силу, давно забыв о том, что отпущено простым смертным.
Воздух горел от магии, когда Хаул ликовал, празднуя свою победу – после долгого бегства он остановился, защищая свой первый дом, оставивший легкое воспоминание о былых днях, в то время как настоящим для него стал Лабиринт, но он был сентиментален и чудесно светел, потому остановился здесь, защищая от Ведьмы Пустоши малую Родину.
Воздух исказился, когда в момент торжества было послано проклятие с истинно женским коварством, не знающим преград и жалости. Поразительно, сколь могут быть светлы и прелестны женщины, но как они же могут быть жестоки, особенно к тем, кого любили. Боль поразила всё его существо, объяв разом и исказив черты фейрического принца гримасой смерти. Он победил в этой битве, но проиграл себя. И почти сразу впал в забытье, не увидев ничего – время для него остановилось.
Воздух теперь был напоен фиалковым цветом, маковым дурманом и тяжелым сладким запахом белых лилий. Белые сказки и чудесные сны. Бесконечная скука и блуждания среди сладостных снов и ароматов, где деревья касались звезд, где клевер всегда был душист, а на дворе самое начало июня.
Июнь, июнь и снова июнь, а где-то играет оркестр, а он молод вечно и вечно блуждает по чужим снам. Он открывал двери в другие сны так, как раньше открывал двери в другие миры, с истинно гоблинским любопытством, не зная жалости и печали. Он утолял свою жажду, припадая к чудесным девичьим снам, являясь мороком и светлым образом, от которых у красавиц билось сердце чуть быстрее, а щечки розовели. Он уходил всё так же безутешен, не найдя для себя выхода из этого лабиринта и бесконечно скучая. Хаул грустил днями напролет. А на дворе всегда был июнь, где-то тихо играла музыкальная шкатулка и переговаривались серебряные колокольчики.
Время не двигалось, время уснуло рядом, пойманное за хвост Джаретом. Хаул об этом догадывался, но он все ещё блуждал, а воздух цвел сиренью и журчал весенним ручейком. Его сны были прекрасны, а сердце не билось, застыв за вздох до смерти. Лишь изредка прорывались к нему отголоски теней и чьих-то разговоров, но и то, когда начал рушиться Лабиринт. А он всё блуждал и блуждал, перескакивал из одного сна в другой, всё так же розовели щечки невинных девиц, а сердца сладко замирали в ожидании любви. Но светлый принц не являлся почти ни к кому дважды, он заменял жизнь и биение стрелок калейдоскопом образов и чужих чувств.
Воздух вздрогнул, изогнулся дугой и лопнул как мыльный пузырь, разбрызгивая отголоски боли, когда Хаул внезапно очнулся, вдыхая судорожно воздух, который не успел заглотить перед смертью. Над ним медово светился купол из хрусталя, навевая ностальгические воспоминания о доме и дивной юности, когда он резвился в переходах Лабиринта, развлекаясь освоением Искусства магии и подчиняя себе силы. Мышцы, сведенные сотни лет в предсмертной агонии, наконец-то успокоились, позволяя выдохнуть. Сердце вересковое, сердце ненастоящее, но верное и бьющееся, не рассыпающееся прахом под проклятьем ведьмы, мерно стучало в груди, когда он открыл глаза.
Воздух был хрустальным и звенел от магии – Хаул чувствовал, что здесь были собраны сейчас за силы, как чувствуют иные жажду или голод, но это был не Лабиринт, увы. Но это был Джарет, на которого кронпринц скосил светлые очи с подозрением – они так красиво поругались в свое время, что… Время, время, время… Который нынче день? Веками блуждавший, годами спавший, он с любопытством осматривался, пытаясь понять, где они находятся, но ответа на этот вопрос у мага не было. Ему незнаком был этот мир, этот воздух, напоенный чужими ароматами. Хаул не спешил подниматься, потому что трусил пошевелиться и зайтись в новом приступе агоний. Разум, изголодавшийся до знаний, считал и вычислял, искал объяснение секундам, которые он жил и не умирал, но находил лишь одно – Джарет. Король Гоблинов любил развлекать себя играми со временем, поворачивая его на манер вазы – то одним боком, то другим, то в обратную сторону.
- Я рад тебя видеть, mentor*, – ответы не сыпались на него с неба, что странно, он не рискнул нервировать Его Величество и сделал попытку встать. Затекшие мышцы отозвались неохотно и капризно, как капризно себя осматривал Хаул в зеркало, явившееся сразу же, едва маг начал мыслить. – Dana ofnadwy**! – отросшие русые корни испортили настроение кронпринца сразу же, ввергая в уныние и отчаяние. – Я тебе безмерно благодарен, но где мы находимся и где здесь ванная и почему я жив? Как у тебя дела?

*Mentor – Наставник (вал.)
**Dana ofnadwy! – это ужасно! (вал.)

[nick]Howl[/nick][status]The fairest of them all[/status][icon]https://i.imgur.com/UKG4tbl.gif[/icon][info]I get the blues very well <br>
O my baby when you ain’t there<br>
ain’t there ain’t there.[/info][sign]Вглядись: тропинка чуть видна,
Пророс терновник меж камней…
[/sign]

+1

4

Легконогий ягненок ада, в тополином пушке Икар.
На виске у Мадонны локон пишет мёдом святой Лука.
[nick]Jareth[/nick][status]that night forest grew[/status][icon]https://i.imgur.com/cRkmfPf.jpg[/icon][info]But if you turn it this way, it will show you your dreams.[/info]

Джарет засмеялся: что ж, по крайней мере, чертенок пробудился настолько собой, насколько это только было возможно на пустынном вереске, в буквальном смысле голубой крови неблагого фейри и големных чарах. Какой осторожный! Конечно, он его простил. Разве иначе стал бы он хранить в Лабиринте нечто, столь близко подошедшее к смерти? Хаул знал, с каким суеверием наставник относится ко всем ее проявлениям, и как не любит, чтобы что-то напоминало ему об увядании и переходе в небытие, отравляя этим знанием заповедные корни Подземья. А ведь чародей напоминал ему не только о смерти, но и о собственном одиночестве. Он пел для Сары, и слова разлетались по зеркалам на десятки миров, но не достигали берегов Неверлэнда и эхом возвращались обратно, заставляя серебро чернеть, а позолоту рам отслаиваться струпьями. Он приходил в бархатисто-травяной закуток, где, защищенный зелеными стенами от окружающей темноты, спал кронпринц, и кропил ему веки радужной росой, посылая видения всё новых мест, но сам в них являться не мог. И ни один из них, и просто никто не знал, как зарастают переходы, как ползущие сухие клети душат двери, как всё становится гиблым, отчужденным, полным теней и запертым в себе самом. Потому что сам Джарет чувствовал себя запертым в себе самом, как в тюрьме. Опасные для владыки мысли…
Так что конечно, он его простил. Или, по крайней мере, не собирался продолжать скандал прямо с начала встречи. Хотя ох, туда было что добавить: и про никчемный альтруизм, и про смехотворное самопожертвование. Что, был на волне вдохновения и в полном восторге от себя? А про бедное родительское (ни разу не разбазаренное) сердце ты подумал?.. Нет, пожалуй, это можно было отложить до менее трогательного момента. Не делая попытки помочь, Король Гоблинов смотрел, как Хаул встает - неуверенно, словно новорожденный олененок, - и как держит его исполненная волшба. Юно, звонко и бездушно, пока что без трещин и перекосов. Хорошо.
- Дай-ка подумать, на что из всего этого мне удобнее всего ответить, - смешливо сощурился он, вытащив из воздуха моток марли. Царапина от ритуального кинжала на ладони заживать не собиралась. - Посмотри внимательнее, ты знаешь этот мир. Я брал тебя сюда почти два века назад.
Тогда он показал ему поросшую быльем Тару, опустевшие холмы, умолкший Белерианд: дом, милый мертвый дом. Европа снова воевала, и ради отвлечения от тишины и ностальгии по родине он решил показать Хаулу еще мортиры и "единороги", пробивающие ядрами метровую кладку; однако нервы у принца никогда не отличались крепостью, от канонады у него разболелась голова, вид мертвых лошадок расстроил до глубины души, и он довольно скоро заявил, что ему шумно и страшно и он хочет домой.
Между прочем, предполагалось, что это научит его держаться подальше от любых открытых столкновений, которые все равно что мясорубки.
- Тебе понравится. Город с магией в мире без магии на пороге энергетического апокалипсиса, - в голосе Джарета звучал искренний восторг от того, что он наконец-то имел возможность поделиться своей радостью с тем, кто действительно способен оценить масштаб грядущих катаклизмов. - Ты жив, потому что иначе мог умереть совсем, дома неспокойно. А вот твоего паразита я оживить не могу, так что ты отрезан от силы демона и рассчитываешь отныне только на себя. Нужна ванная? Пространство дома к твоим услугам - построй ее.
Он не скрывал того, что испытывает магические способности Хаула, оставшиеся у него после пробуждения без поддержки Кальцифера, и зодческие чары были самым наглядным показателем. Впрочем, нет, не считается: ради ванной Хаул свернул бы горы вообще без всякой магии.
На последний вопрос он пока предпочел не отвечать вовсе - информации к осознанию для сонного разума и без того было слишком много.

+1

5

Хаул сделал шаг аккуратно, вдумчиво, как будто бы нес величайшую драгоценность мира и боялся её разбить. Но если вдуматься, то он и был величайшей драгоценностью - происхождение, бегство от смерти, обернувшееся могуществом кронпринца Лабиринта, хрустальные переходы и тупики которого навсегда заменят душу, потом слава и луга, усыпанные медовым клевером, тепло и июнь, лёгкость вечной молодости и упоения собственной силой, а потом снова бегство от смерти и новое сердце.
Спустя столетия бестелесной легкости и морока сна, спустя века благоухающих миров, которые он создавал сам, гуляя по ним и наслаждаясь, меняя под себя, искажая чужую реальность, реальность настоящая, где приходилось дышать и жить, казалась недостаточно изысканной и куртуазной, полной неправильных и чуждых ароматов. Творец снов хмурился, размышляя над каждым шагом так, как великие философы не размышляли над своими проблемами. Он так долго томился и спал, что утомился и не знал, стоит ли пробуждаться.
- Ммм... - кронпринц капризно кривил губы, принюхиваясь и чувствуя в воздухе пыль, порох и дым. Этот мир не понравился ему ещё в первый раз, когда Джарет великодушно прихватил наследничка на экскурсию по новым местам. Здесь были отвратительные канонады взрывов, развороченная земля, вывернутая наизнанку, обугленные деревья, служившие раньше Фейри домом. Эта земля корчилась в агониях, и Хаул не хотел смотреть на то, во что выльется эта война. В этом мире умерла магия, а потому он становился бесцветен и скучен, ему хотелось домой: отогреться и отмыться в ванной от запахов этой дикой земли. Экскурсия по исторической Родине произвела на него гнетущее впечатление, от которого он отмокал не менее шести часов к ряду в ванной, предаваясь скорбным мыслям о тленности и серости собственного цвета волос. И если Король Гоблинов сюда вернулся, значит Его Величество нашел здесь что-то действительно стоящее. Либо просто предавался мыслям о тлене, а загубленные родные земли как нельзя лучше в этом помогали. Но тогда бы он не потащил за собой принца.
Мысли Хаула ещё витали далеко, с трудом цепляясь за земные вещи, упархивая в медовые луга и бесконечную позднюю весну. Джарет так любезно выдал, в чем же секрет их пребывания здесь, что сознание наследника, наконец-то, стало просыпаться и мыслить о чем-то кроме отросших русых корней.
- В самом деле? - в подернутых дремой глазах проблеснула искорка живого и неподдельного интереса, тут же сменившись новой порцией уныния - как же так... Как же он без Кальцифера? Он так капризно привык получать всё, что пожелает, не задумываясь о таких мелочах как усталость и недостаток сил, что пришлось сесть обратно на ложе, с которого только что встал. Было о чем подумать, было над чем поплакать. - Как энергетический апокалипсис здесь связан с тем, что дома неспокойно? - с легкой настороженностью не решившего, стоит ли выбираться из своей норки, гоблина поинтересовался Хаул, морща нос от общей хандры. А что-то подсказывало, что эти два события как-то связаны, а Джарет прибыл сюда не только ради красивого заката на фоне катастрофы. Или наоборот... - Вот так всегда, когда мне нужна пооомощь...
Он страдал ради приличия и красоты, на практике же фейрический принц уже мыслил и смотрел куда острее, чем несколько минут назад. Раньше он черпал силы из Кальцифера, маленького огненного демона, по которому не сказать, что он будет скучать, но вот по его силе... Теперь он всё равно не хотел черпать силы только из себя. Пальцы его тянулись далеко, а смотрел он отрешенно и расслабленно, погрузившись в поиски. Его Высочество не хотело тратить силы на создание, он искал то, что уже существует и просто хотел это получить здесь и сейчас, погружаясь в собственную волшбу. Медовый свет стал ему перчатками, когда с торжествующим видом он ловко подменил ложе на ванную с благоухающей пеной и драгоценными маслами. Под хрустальным куполом всё смотрелось особенно лирично, хотелось, чтобы снова наступил июнь.
- Источник, который я здесь чувствую, отличный от твоей магии, но тоже древний, - он с удовольствием погрузился под воду почти с головой, чтобы булькая закончить вопрос. - Что это? Это то самое?
[nick]Howl[/nick][status]The fairest of them all[/status][icon]https://i.imgur.com/UKG4tbl.gif[/icon][sign]Вглядись: тропинка чуть видна,
Пророс терновник меж камней…
[/sign][info]I get the blues very well <br>
O my baby when you ain’t there<br>
ain’t there ain’t there.[/info]

+1

6

Его предвечная, высшими силами избранная для него семья: одна собирается уничтожить его по его собственным подсказкам, второй просто так и норовит сесть на шею. Джарет передернул плечом - всё это очень напоминало его первую семью, которую никто не выбирал, и которая закончила тем, что отправила по его следам Дикую Охоту. А ведь он, как ни сложно теперь поверить, даже не претендовал на корону черного жемчуга и просто хотел творить. А если пара-тройка сводных братьев и были сметены его творчеством с лица земли, то только потому, что недооценивали величие его мастерства. Никто его не понимал и не мог оценить по достоинству. Даже старый камергер, собравший жалкую кучку преданных ши, готовых бежать с опальным принцем до тех пор, пока небесные гончие не разорвут зубами последнего из них. Да что там - этот пару веков назад продался первой встречной настырной девчонке за блестящий браслетик и красивые глаза.
Матерь Деревьев! Что за несчастье! На несколько секунд Джарет показался моложе, острее чертами и угрюмее, и нахохленно запахнулся в полуночно-синий, высверкнувший гематитами камзол. Жест был многозначительный, но Хаул благоразумно не стал развивать тему недостатка поддержки и включил свою светлую, - возможно, сейчас несколько сероватую, - голову. Джарет хмыкнул, сел на бортик сюрреалистично вставшей посреди стеклянного зала ванны (в комнате под ними шелестела буковая крона, бронзовая львиная лапа встала на дотлевающую черту ритуального круга), вытянул ноги и извлек из камзола сигарету.
- Жил-был чертенок по имени Румпельштильцхен, - былинно осклабился он, прикуривая. - Он сумел посадить в бутылку истинную любовь, а еще создал маленькое тюремное измерение на основе временной петли и низведенной к нулю вероятности счастливых финалов. И образовалось оно вот здесь, в Мэнских лесах, всё как любит Стивен Кинг: город, которого нет на карте, стоящий на одной из точек слияния всех подземных вод. Это важный момент, потому что именно в подземные воды чертенок по имени Румпельштильцхен вылил истинную любовь из бутылки. Что тут скажешь? Живую магию в мертвые корни, сказочный логос в картонную реальность. Прекрасный способ призыва Изначальной Силы. Они здесь называют это Духом Первого Волшебника... Ты верно судишь, Сила тревожит и Лабиринт, и жаждет быть прирученной, но не лезь в этот Грааль руками, cariad. Он вырастит траву на месте всех земных мегаполисов.
Ладонь с сигаретой описала в воздухе полукруг: Король Гоблинов набрасывал разметку стен. Пока он говорил, на нижних уровнях дома возвращалась прежняя, наполовину исполненная вьющихся над мхом светлячков, наполовину воплотившая собой свалку радиотехники обстановка. Верхний зал под куполом он оставил почти как есть, и только сама купальня вросла в рамки, причудливо изогнувшиеся в форме не то капли, не то раковины. Выросшие стены замерцали движущимися перламутровыми перетоками, словно еще не до конца определились, как встать, и потянули внутрь ладошки-гребешки.
- Мне, ты знаешь, до этого дела нет, - он задумчиво поворошил мыском сапога брошенную на пол рубашку Хаула, которая с пошедшим временем начала стремительно ветшать, - но раздеваться в одном опенспейсе с сестрой я тебе не позволю.

[nick]Jareth[/nick][status]that night forest grew[/status][icon]https://i.imgur.com/cRkmfPf.jpg[/icon][info]But if you turn it this way, it will show you your dreams.[/info]

+1

7

Там было темно. Темно и сыро, от этого места пахло смертью и плесенью на самом краю пустоши, а уже дальше, насколько хватало взгляда, тянулись безжизненные болота, подернутые дымкой тлена. Там не пахло цветами, как несколько шагов назад, на поле источающем мед, где светило яркое ласковое солнце. Там не было жизни: даже птицы сторонились уродливых ветвей деревьев, расчерчивающих такое же хмурое небо; так, кое-где, гнили прошлогодние листья прямо на ветвях, заворачиваясь в трубочки и напоминая о том, что некогда здесь была жизнь. Огонь здесь гас, не найдя себе пищи и угасая от тоски. Женщины в этих краях были такие же, пропахшие старостью, усталостью и вечной дремотой. Он сторонился их.
Ему больше по вкусу были озерные колдуньи в венках из водорослей и желтых кувшинок – в их смерти было столько жизни, столько заразительного смеха, что он был бесконечно влюблен и носил им бокалы тюльпановых цветов, прохладных от росы и нектара. Он танцевал с ними до рассвета, а потом уходил, томно вздыхая и улыбаясь, потому что ему снились сладостные сны, а солнце за окном щедро заливало медовым светом маленькую комнату-келью, совсем непохожую на капризного принца.
Ему по вкусу были красавицы, закутанные в шелка и очаровательно краснеющие от одного его присутствия, от случайного прикосновения в танце ладони к ладони. Их глаза сияли ярче звёзд, он крал этот свет и ни с кем не делился, даже с самим собой, хороня всё в сердце, которое отдал падучей звезде.
Ему нравилась страсть, нравилась робость – ему нравились эмоции. Лишь бы искренние, но никогда не прельщало жеманство и желание затянуть его в свои сети. Он увиливал и сбегал, тщательно храня чистоту помыслов и недостижимый идеал прекрасной дамы где-то на краю сознания, от которого бежал. Светлый фейрический принц, мастер магии, магистр расчетов и безалаберности.
Он был маленьким жадным гоблином, с восторгом собирающий знания.  Хаул слушал Джарета погрузившись в воду, но можно было быть точно уверенным – он слушал, слушал внимательно и даже что-то считал, вдыхая душистый воздух, выдыхая из лёгких смертный ужас и тлен, которые принесла ему в дар болотная ведьма. И пена радужными хлопьями летела на пол, безжалостно смывая остатки ритуальных знаков, когда он выныривал за новой порцией масел, фыркая и остервенело драя кожу от грязи, ему одному видимой. Он смывал с себя страх и величие сражения, упоение, которое обернулось крахом, но он был доволен – он победил, он был великолепен как никогда.
- Любовь в бутылку? – кронпринц с удивлением высунул голову из пены, качая ей и разбрызгивая драгоценную воду. – Как интересно и изящно, но слишком сложно. Зачем? Он пытался загнать себя в ловушку? Тогда прекрасно, но задумка Тёмного весьма любопытна. А если вылил на сток всех подземных вод… - Хаул снова нырнул с головой, бурча что-то под воду о том, как ужасны песни чибисов на рассвете, когда так хочется спать, когда волосы стались цвета болотного тлена. Кажется, то было хуже, чем смерть – оставить на нём печать тлена. - …и всё должно однажды выплеснуться отсюда. – он вынырнул с волосами цвета жемчуга. – Вода разнесет по всем подземным путям. Восхитительно! – Хаул перегнулся через бортик ванной с унынием и слезами глядя на прах, оставшийся от его камзола. – Везде будет цветущий сад и никаких отвратительных бомб, - он плюхнулся в воду мечтая о яблоневом саде и беседке под ним, о сливовых цветах и вечном июне, а потому не сразу осознал то, что сказал наставник. – Сестра? – Хаул присобрался, насторожился, с любопытством и недоверием выглядывая из пены, оценивая, шутит ли Король Гоблинов. Хотя нет, об этом он обычно не шутил. – Я смогу увидеть принцессу Сару наконец-то вновь? Какое счастье… Какое несчастье! Мне нечего одеть! Mentor, а мои камзолы?.. – он окончательно расстроился, едва воспрянув духом. К тому же, живот пел грустные серенады о разлуке с едой.
[nick]Howl[/nick][status]The fairest of them all[/status][icon]https://i.imgur.com/UKG4tbl.gif[/icon][sign]Вглядись: тропинка чуть видна,
Пророс терновник меж камней…
[/sign][info]I get the blues very well <br>
O my baby when you ain’t there<br>
ain’t there ain’t there.[/info]

+1

8

Раз-два, качается пустая колыбель. Тобиас с сердцем пожалел бы людей. Даже бессердечный чародей Хаул бы тревожно поморщился, потому что всегда хорошо считал, и легко мог спрогнозировать количество костей, на которых вырастет тот самый цветущий сад. Но вересковое сердце билось звонко и бесчувственно.
Королевская вина. Раз-два, из воды в воду, воскрешение через смерть. У Джарета в одну секунду навязли на зубах до осточертения все байки об алых анемонах из капель крови, Адонисах и Митрах. Он сам не знал, чем недоволен, ведь ученик наконец разделил его точку зрения без споров и фамильного морализаторства (в этой семье оно текло по жилам). Может быть, нарушенной дихотомией? Но Благому Двору никогда и не было места в его королевстве.
Может быть, ему просто хотелось быть недовольным. И все же была трещина на фарфоре. Королевская вина.
- Да уж, тебе только и судить о загоне себя в ловушку, - резко отбрил Джарет, щелкнув пальцами по пенной поверхности воды. Пузыри полопались. - Не переживай, мне тоже нечего надеть, чтобы она меня захотела. Сердце у твоей сестры что гранитный камень, даром что на месте. Пропала невестой, вернулась...
Король Гоблинов махнул замотанной марлей рукой. Вообще-то он никогда не любил говорить с Тобиасом о Саре, потому что боялся, что тот, наслушавшись, каким-нибудь образом прорвется в Неверлэнд вызволять ее, да и сгинет там так же, как сгинула она. Да и теперь, говоря откровенно, ему не очень-то хотелось их знакомить. Зачем? Сара была Сарой, Хаул был Хаулом, они оба принадлежали ему, и к чему им было принадлежать еще и друг другу?..
Однако это был самый человечный его подарок для Сары, считающей, что ее семьи давно нет на свете, а наследнику… могла понадобиться помощь иного рода, чем та, что может оказать демиург-саэдхе.
Он сам еще не знал, что из этого может получиться. Тяжек, тяжек груз привязанностей.
Развоплотив оставшийся от сигареты фильтр, Джарет встал с бортика.
- Dewch i lawr, cyw. Надо решить с основным.
Скрываясь на лестнице, уходящей вниз, в листву кроны, он все же сжалился и кинул на стеклянный пол одежду, правда, не ту, на которую рассчитывал принц: мотоциклетная куртка, фабричная рубашка и джинсы не были облачением, к которому он привык в излюбленных им мирах. Ничего, пусть осознает жестокую реальность.

Эта же жестокая реальность вторгалась в хрустальную колдовскую тишину с десятка плазм, веером разбросанных по стенам кухни, которую Джарет по случаю воспроизвел в полном минимализме хайтека. Телевизоры, как льющие отходы заводы, вбрасывали в лесной воздух потоки информации: дрязги на Ближнем Востоке, храмы любви Каджурахо во всем их прекрасном анатомическом великолепии, показ мод в заполошных вспышках фотокамер, политические дебаты, пейзажные съемки национального парка Серенгети и официальный клип Мэнсона на трек Sweet Dreams. Последний - со звуком.
- Some of them want to use you, - мрачно промурлыкал Джарет, шваркнув на сковородку пару стейков. Пить мед Хаул в свое время научился быстро, а вот есть сырое мясо так и не начал, что не переставало вызывать удивление у его многочисленных нянек из Лабиринта. В этом здешний мир был с ним солидарен, иначе бы они не потратили столько времени на изобретение тефлона.
- Добро пожаловать в двадцать первое столетие, - хмыкнул он, не глядя зная, что спустившийся чародей таращится на экраны. - Реши, куда хочешь переместить свое сердце.

*спускайся, птенец (вал.)
[nick]Jareth[/nick][status]that night forest grew[/status][icon]https://i.imgur.com/cRkmfPf.jpg[/icon][info]But if you turn it this way, it will show you your dreams.[/info]

+1

9

И некоторые слова лучше не слышать. Или не слышать интонации, с которыми они произносятся, чтобы не расстраиваться и не впадать в уныние. Хаул предусмотрительно нырнул в воду, чтобы до него донесся лишь отголосок недовольства, прозвучавшего в голосе Джарета; наследник совершенно не хотел слушать отповеди и увиливал от признания, что сам себя загнал в тупик. А вот и не загнал, а сначала догоните и заставьте услышать. Но тщетно говорить то, что человек не хочет слышать.
У него были драгоценные эфирные масла, которые он тратил с королевской небрежностью, капризно и придирчиво вытягивая перед глазами мокрые пряди волос. Теперь, когда здесь была Сара, он ещё более остервенело взялся за приведение себя в порядок - в такой момент, о котором потом должны петь, увековечивая на века, он не мог просто выглядеть никак. Он должен быть лёгок и светел, приятен и сам как вечный июнь.
И в мечтах и запахе вереска он легкомысленно решил упустить из внимания, что Король Гоблинов снова в опале у сестры - его давно было не удивить подобным, как и не обмануть тем, что из Лабиринта не выходят. Что бы Сара не говорила, о чем бы она не кричала, как бы не ругала Джарета и не разворачивалась, оставляя за спиной свой дом (а это в некотором роде предательство), всё равно потом всё пространство выгнется, переменится и снова будет Лабиринт, куда бы она не бежала, сколько бы она не отрицала очевидное. Хаул надеялся, что она, наконец-то, перестанет противиться и займет свое место дома, не сбегая и не становясь пленницей сомнительных юнцов. Он бы ей показал дивные вещи, что можно найти в Лабиринте, показал бы и полные душистого вереска поля, которые тоже можно найти, если правильно искать, но которые она не видела, потому что у неё было тринадцать часов  на то, чтобы осмотреть всё основное, но не заглянуть в самые интересные закоулки. Не слишком-то много времени для знакомства с домом для будущей хозяйки.
Пена была всё ещё упоительно душистой, а волосы не приобрели достаточно светлый оттенок, когда Джарет решил переменить место для беседы. Тобиасу оставалось только скорбно закатить глаза и нырнуть ещё раз в пену, чтобы потом вынырнув достать из воздуха толстое махровое полотенце и нехотя выползти из ванной, разбрызгивая по стеклянному полу воду и с подозрением приподнимая оставленные вещи. Не достаточно куртуазно, но... Но и в этом он мог быть великолепен и юн как вечный июнь.
Процесс сборов и одевания всегда был в некотором роде медитативным для чародея, вслушивавшимся в этот момент в свои ощущения и пытаясь понять, в каком он сегодня настроении: закатить ли драму, оказаться ли трагично-задумчивым, либо же стоит заняться делами. Сегодня стоило заняться делами, но когда принц вошел на кухню, то мельтешащие картинки на зеркалах и музыка, которая была такая же животная, как и всё то, что он видел. Его передёрнуло от того, что творилось на экранах, от того, к каким чувствам взывал неизвестный упырь, завывая и захлебываясь хрипом.
Зато шкворчащее на сковороде мясо взывало тоже к вполне животным инстинктам, но их Хаул воспринял с некоторой теплотой.
И всё же количество лиц на экранах его смущало. Сколько людей в этом мире?
- Не в этом мире, - он сунул нос из-за плеча наставника, принюхиваясь и на некоторое время оставляя раздумья о морали. После ужина, лучше потом. - Здесь слишком... Слишком всех много. Сколько здесь людей и сколько их умрет, если вывернет магию. Страна Чудес слишком эпилептична для этого... Что в Зачарованном лесу сейчас?
Недавнее легкомысленное благоволение к идее посмотреть на апокалипсис и прекрасный зелёный сад начало как-то меркнуть, но пока было ещё слишком много дел и очень хотелось есть.
[nick]Howl[/nick][status]The fairest of them all[/status][icon]https://i.imgur.com/UKG4tbl.gif[/icon][sign]Вглядись: тропинка чуть видна,
Пророс терновник меж камней…
[/sign][info]I get the blues very well <br>
O my baby when you ain’t there<br>
ain’t there ain’t there.[/info]

+1

10

- Семь миллиардов. Подай вино, - небрежно ответил Джарет, и бровью не поведя на вопрос о цифре смертей.
За стеклянными стенами стояла безлунная ночь и кричали лесные филины, ярко освещенная кухня блестела холодными металлическими поверхностями, отражающими вспышки с экранов, и Король Гоблинов, колдующий над плитой в гематитовом камзоле, казалось, с удовольствием черпает из царящей вокруг него какофонии стилей энергию на новый день.
В физических мирах пищу лучше готовить без магии, наставлял он когда-то Тобиаса. Сейчас он лишь слегка подкрутил стрелки, чтобы не ждать, когда отстоится под пленкой натертое маслом, посыпанное морской солью, крупным черным перцем и дроблеными ягодами можжевельника мясо. Сжульничал на несколько часов.
Красное полусладкое он плеснул в соседнюю кастрюльку на огне – к оленине хороши вываренные в вине груши. Мед, гвоздика, корица – последнее вошло в моду гораздо позже, чем он жил на земле, но почему бы и нет; он всыпал маленькую щепотку в закипающее варево.
И если мясо без крови, то клади к нему ягоды цвета крови. Брусника с горного луга, клюква с осенних болот…
Или то, что выдернешь из отдела заморозки в супермаркете, философски хмыкнул он, надрывая пластиковый пакет с флагом Швеции.
Some of them want to be abused. Покончив с соусом и поставив на стеклянный стол стеклянные тарелки, Джарет обернулся к Хаулу, шагнул вплотную, взял в ладони белокурую голову и поцеловал его в лоб. Запоздалое приветствие, но он никогда не опаздывал: у него для всего было в точности то время, которое он считал нужным.
В зеленовато-голубых, похожих на льдистое стекло глазах принца проступил новый оттенок – цвета оживившей его крови.
- Я скучал по тебе, ангел, - сказал Джарет, и только после этого отпустил его за стол. - Как тебя встретили на Яблоневом Острове? Надеюсь, ты не обидел ни одну из моих подруг?
Хранительницы призрачного Авалона наверняка сочли его чудным сладкоголосым сатирчиком из уродливых подземных закоулков. По крайней мере, никто из них не прислал Его Величеству счет за вторжение в заповедные сны. Можно было отправить сердце на сохранение туда, но кое с кем оттуда Джарет расстался очень плохо (ну не мог он долго выносить все эти яблони и песнопения - любому в такой благости захочется развести цветов с человеческими зубами по берегам источников, червей-трупоедов в героических курганах, и сыграть на любовном ложе колыбельную на флейте из кости священного короля древности). Нет, Авалон не подойдет. А Зачарованный Лес…
- В Зачарованном Лесу сейчас пустошь. Забавно, практически в точности такая, какую мечтала устроить на его месте твоя обворожительная пассия, - ухмыльнувшись, Его Величество, не утруждая себя вилкой, подцепил розовый от вина ломтик груши. – Я могу провести тебя туда, ты сделаешь тайник. Закончим с этим сегодня, а завтра… я представлю тебя сестре.
[nick]Jareth[/nick][status]that night forest grew[/status][icon]https://i.imgur.com/cRkmfPf.jpg[/icon][info]But if you turn it this way, it will show you your dreams.[/info]

+1

11

Число ничего ему не сказало, упало куда-то в омут памяти и пропало; бутылка же мягко легла в руку приятной тяжестью. Вино пахло поздним летом, и Хаул затосковал по набухшим от сока травам, по жаркому мареву, по полным росы чашечкам луговых цветов, для которых смерть и увядание были пустым звуком. Хрустальным звоном.
Сердце его жило в хрустале - такое же звонкое, хрупкое, завораживающее, похожее на драгоценный ларец, к которому не было ключей. Или не было видимых ключей, а суть заключалась в другом; и двери в его замке выходили на четыре стороны, отпуская на свободу ветер и легкий перезвон-стук сердца, когда оно начинало биться чуть сильнее в предвкушении любви, в прекрасном видении и самообмане, в упоительной надежде и золотом жидком меду.
И мир в это время похож на сферу, постоянно закругляющийся и уходящий на краю обзора уголками улыбки то вверх, то вниз - всё вокруг лучилось, а небо было таким бесконечно далеким и нависающим вместе с падающим на лицо вереском.
Этот мир был не такой, Хаул чувствовал и тянулся к тем колокольчикам силы, на которых мог сыграть, которые могли с ним поделиться вечным июнем. Но это был не звук, это был отголосок звука, а рокотали тут совсем другие силы; чародей брезгливо поморщился. Волосы были недостаточно белыми.
- Многовато, - он пробубнил под нос не то упрек, что людей слишком много, не то сожаление, что их слишком много погибнет. Он не был готов сейчас сказать, но чувствовал внутри, вопреки вересковому сердцу, звучавшему звонко и бесчувственно, тяжесть и давящее предвкушение новой великолепной битвы. С Кальцифером он расслабился, обленился, черпая силу из бесконечного источника, швырял её горстями и не слишком иногда думал об изяществе заклятий, теперь же, отрезанный от него, как и от своего сердца, ему стоило припомнить не азы, а высшие формулы и то, что он наизобретал сам, когда совершенствовался и экспериментировал, запаса теперь у него за плечами не было, только мастерство и вечно звенящий вересковый июнь.
- Я не говорил им о тебе, - он небрежно, но, вместе с тем, благоговейно склонил голову перед наставником. - Не произнесенное в слух не может затвердеть в янтарь, - на Авалоне ему понравилось. Там всё дышало магией и ожившей легендой, там было сосредоточение силы и, хоть он в том и не признался бы Джарету, ему даже предлагали остаться, в наследнике был слишком силён дух Благого двора, слишком явно тянулся шлейф из лазури и цветочных лепестков, превращая его, в дни благоденствия, в воплощение светлых помыслов, которых не коснулась королева Мэб. Но он ещё был маленьким жадным гоблином, который, напитавшись соком яблоневого цвета, хотел пойти дальше, оставив после себя плоды, которые  не желал вкусить. Вечный июнь - обещание и никакой ответственности. - Но обиды никому не нанёс... Наверное, - Хаул мечтательно запрокинул голову и посмотрел на мерцающее огнями стекло стен, широко раздувая ноздри, как породистый скакун, вдыхая непривычные ему терпкие ароматы. - Она была негибкой, - он небрежно отмахнулся от напоминания про ведьму, которой был обязан без-доли-секунды-смертью, широко улыбнулся заразительной мальчишеской улыбкой. - Возможно, что там остались ещё какие-то из моих тайников? Так давно не пил вина!
В тайниках, среди драгоценных флакончиков с эфирными маслами и сундуками с камзолами, найти можно было многое - воспитание Короля Гоблинов не могло пройти бесследно, как и стремление тащить туда всё, что красиво блестит и, особенно, если при этом может стать дивной магической забавой. От небольших игрушек, поддерживающих силы, Тобиас бы сейчас не отказался, хотя более всего его беспокоили шелковая рубашка и парчовый сюртук, без которых стыдно было бы явиться на глаза Саре.
[nick]Howl[/nick][status]The fairest of them all[/status][icon]https://i.imgur.com/UKG4tbl.gif[/icon][sign]Вглядись: тропинка чуть видна,
Пророс терновник меж камней…
[/sign][info]I get the blues very well <br>
O my baby when you ain’t there<br>
ain’t there ain’t there.[/info]

+1


Вы здесь » flycross » I Write Sins Not Tragedies » Но однажды проснутся все ангелы


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно