Что хреново в барах? Люди. Джессику раздражали люди. Они постоянно говорили, орали, плевались, рыгали, дышали, моргали - одним словом существовали. Иногда, порядком набухавшись, бычили на друг друга и дрались. С одной стороны, ей всегда было всё равно. Пока её не касалось, могут хоть нагишом круги вокруг столов наворачивать (пару раз было и такое). С другой стороны, это всё равно раздражало. Даже когда её не касалось, ведь, черт возьми, было одно «но», мешавшее её спокойствию.
Что хорошее в барах?  Люди, что удивительно. Джонс могла спокойно пить дома, как делают это многие люди, как иной раз, по настроению, делает это и он, но ноги сами вели в бар. Там, где человеческие голоса заглушали голоса в её собственной голове. Где спертый воздух с явным перебором испарений спиртов и углекислого газа перебивал удушье от его невидимой хватки. Так странно: он мертв, а рука все ещё сжимает горло.  Джессика хотела свободы, так жаждала её, но когда она наступила, то... Ничего не изменилось.  В одиночестве она чувствовала себя ровно также, как и с ним. В баре же, где были люди, появлялось что-то другое. Из-за все того же «но», которое не только мешало её спокойствию, но и каким-то чудесным образом приносило его.
Что это за «но»?
Джессика Джонс ненавидела и презирала человечество в целом и его отдельных индивидов, причин у неё на то хватало. И от тотального геноцида её удерживала только хроническая депрессия, а с ней и апатия. Ну, и старина Джек Дэниэлс говорил, что брось, Джесс, люди того не стоят, лучше проведи вечер в компании достойного тебя меня. Что сказать. Джек был её лучшим другом и всегда умел убеждать. Поэтому Вселенная могла спать спокойно, угрозы со стороны ещё и Джессики Джонс ждать не стоило. Так к чему был разговор о том, какие её чувства обуревают? К тому, что Джесс ненавидела себя. Ненавидела за это чертово «но» - Джессика была эмпатом. Это не  было её мутантской способностью, это было всё в той же голове - невозможность пройти мимо, закрыть глаза. Что-то изнутри подначивало влезть. И даже рациональность, понимание, что всё дерьмово закончится, не могло помочь. Даже если она и отрекалась, то... Её хватало на пятнадцать минут.
А потом всё.
В этот раз  в бал её привела цель. Нет, не цель напиться вусмерть, подобная цель была у неё практически всегда с того момента, как она поняла, что Килгрэйв мертв и больше не потревожит её. Может, чуть позже, когда она показала средний палец психиатру, в последний раз переступая порог его кабинета. Впрочем, это формальности. Алкоголь просто был. Влился в её жизнь, что иронично, и сделал иллюзию того, что всё стало проще. Нихрена. Но... Ей нравилось так думать. Точнее ей нравилось то, что она могла не думать, отдаваясь течению.
Её цели, возможно, тоже нравилось так думать. Люди в основном посредственности, ставить себя на их место было легко. Чем скучнее жизнь, тем яснее мотивы. Бармен подтверждал только это. Да, заходил к ним такой-то то, обычно заказывал один-два шота, а потом сидел, бессмысленно пялясь в бесконечность. Да, была с ним иногда молодая привлекательная цыпочка, тогда он расщедривался. Нет, он не знает, куда они направлялись потом. Хотя... Подождите. Президент Джексон как-то освежил память, да, я помню, они говорили как-то адрес, заказывая такси.
Джессика уже начала записывать первые буквы. От неопровержимых доказательств столь банальной и скучной супружеской измены её отделяло не так уж и много, всего-то определенное количество метров и удачно подобранных ракурсов для фотографий. Потом гонорар, который она, может, в этом баре и спустит. Но ей пришлось остановиться.
У Джессики был талант; не только в том, чтобы быть охренительным детективом, но и в том, чтобы видеть плохое. Очень плохое, и она даже не пыталась наметать глаз, так случалось само по себе. Зря случалось. Мало кто [никто] просил её скосить глаза на пришедшего в бар. И уж тем более вглядываться. И уж тем более думать над смутной догадкой.
«Блять,» - если Джонс права, то все, жопа. Но может полицию вызовет кто-нибудь другой. У Джессики не было ни малейшего желания рушить этот день дачей показаний. Но разведать определенно стоило. Для безопасности: что своей, что других людей.
- Хэй, - она садится рядом и... Да. Все хреново. Главное не подавать и виду. Подумаешь человек, из-за которого Нью-Йорк тряхнуло также, как и от нашествия читаури. - Я ищу одного человека. Может, видел?
Она протягивает фотографию своего "клиента", наверное, здорово сейчас играя на его нервах. Фактически, даже и не нарочно. Ей нужен был предлог, а предлоги из воздуха не берутся. К тому же это место довольно хорошая точка обзора. Имеет право спросить.
- Ты пьешь чтобы вспомнить или чтобы забыть? - талант, помните? Видеть все плохое, особенно болезненно плохое. Иногда хотелось быть бездарем. И уметь держать язык за зубами.

Ещё бы он узнал. Джесс бы сильно удивилась, если бы он начал ей плести какую-то дичь, потому что уверенность в том, что он тут  в первый раз у неё была на процентов восемьдесят. Остальные двадцать оставались на пессимизм и разочарование в жизни, потому что случалось всякое. И, судя по тому, как он волком на неё смотрел да и вообще дико выглядел, все же восемьдесят процентов были достаточно правдивы.
Иногда так ужасно быть во всем правой. Хоть бы раз ошибиться, сказать "я перепутала, извините" и просто... свалить. Это так просто. Это так по-человечески, но вместо этого жизнь утягивала её все больше и больше на дно, и от этого никуда не убежать и не спрятаться. Она пыталась. Жизнь находила и заставляла заниматься всем этим дальше. Поэтому она и решила, что это - путь наименьшего сопротивления. 
— Не моё, - согласно кивнула Джонс, потому что это было правдой. Мир делился не на черное и белое, а на "заплатили и не заплатили", а в зависимости уже от этого на "её дело" и "не её дело". Ладно. Джессика старалась, чтобы так было, а выходило судя по всему не очень. Даже и не поймёшь: винить Триш за дурное хорошее влияние или продолжать активно ненавидеть себя за то, что все ещё не удается выжечь это "а мне не все равно", хотя столько дерьма из-за него произошло [и это активно игнорируя, что именно из-за этого фиолетовый сукин сын обратил на неё внимание].
— Но это бар, чел, если бы ты хотел, чтобы от тебя все отвалили - пил бы дома, - кому, как не Джесс это знать, Джесс, которая постоянно ощеривается на людей и откровенно их ненавидит, однако понимает, что дома её ждут не более не менее, а тени, которые только и будут ждать, чтобы нависнуть над ней, а нависнув... Уже и не разберешь, где начнутся воспоминания, а где галлюцинации, а что и вовсе будет реальностью, от которой чем дальше убегаешь, тем только к ней ближе. — А ты именно пьешь. Не пропускаешь стаканчик, не расслабляешься, а пьешь, потому что всё очень хреново. Настолько, что даже такая альтернатива, как люди, кажутся лучше, чем одиночество.
«Тебе чего?» - вопрос хороший, ещё лучше было бы, если бы Джессика сама знала ответ на него. Но, о божечки, спойлер: она не знает. Нихрена не знает, а внутри раздражающе болит и ноет просто потому, что эта боль никогда на самом деле-то и не затыкается. Притупляется, отходит на задний план, когда появляется что-то иное, более важное, но не проходит. Может, мисс Джонс не достаточно прилагала усилий - это вообще любимая фраза психиатра была, что она не верит в результат и поэтому вечно все стопорит.
Но, знаете, очень трудно верить в результат, когда ты веришь в Килгрэйва, веришь в то, что он совершил и в кровь на собственных руках, которая почему-то иногда проступает вне зависимости от того, сколько раз она пыталась отмыться. Это больно. Это чертовски больно. И ещё веселее, что чтобы не говорилось, никто эту боль просто никогда не может понять, потому что её нужно прочувствовать. И... не дай бог это случится - Джесс, конечно, не слишком кипела большой любовью к роду человеческому, но даже врагу такого не пожелаешь, кроме, конечно, того самого врага, из-за которого это и произошло: вот ему Джонс была готова это пожелать хоть тысячу раз.
Так что ей нужно? Х р е н знает. Но боль она видела, чувствовала, может. Потому что ей все ещё не всё равно.
— А ты скажи, что я не права, - хмыкнула Джонс.